— Вы Воронов из уголовного розыска?
— А вы, простите, откуда знаете?
Она улыбнулась и пояснила:
— Заведующий бюро, который выписывал вам пропуск, «счел своим долгом».
Она произнесла последние слова, как бы передразнивая своего начальника. Воронов не мог не отметить ее удачное подражание голосу человека, с которым он созванивался о пропуске в институт. Первой нарушила молчание Галина.
— Думаю, у вас разговор не минутный. Если не возражаете, я закончу тут один пустячок, и побеседуем где-нибудь в другом месте.
— Охотно, — согласился Воронов.
Глушко работала как-то менее ловко, как показалось Алексею, чем окружающие. Может быть, она торопилась. Воронов обратил внимание, что Галина Георгиевна явно нервничает.
«Что тут удивительного — не каждый день приходится работать в присутствии инспектора уголовного розыска. Я бы на ее месте такую кривую вывел, что никакими силами выпрямить не удалось!»
Видно, Галина Георгиевна, что-то запоров, решительно откинула линейку в сторону и начала собирать чертежные принадлежности.
— Пожалуй, пойдемте, — решительно предложила она, — сегодня уже не работа.
Пока шли по гулким институтским коридорам, Воронов держался сзади и нет-нет да и посматривал на нее, пытаясь сравнить анкетные данные с первым впечатлением.
— Может, устроимся здесь? — Глушко остановилась и показала на большой старый диван, приютившийся между двумя разлапистыми фикусами. Не дожидаясь ответа Воронова, она села и сразу же потянулась за сигаретой. Алексей взял из рук Глушко спички, зажег и подал огонь. Взглянув на Галину Георгиевну, увидел спокойное, даже пренебрежительно-спокойное выражение лица человека, по ошибке оторванного от дела.
— Разговор, конечно, о Мамлееве? — спросила она, порывисто затянувшись.
Воронов не сдержался.
— Галина Георгиевна, вы, наверно, много знаете из того, что хотелось бы знать мне. Позвольте, уж я вас буду спрашивать.
— Извините. Привычка. Живу одна, сама себе начальник. Да и спорт приучил брать инициативу на себя. Во всем.
— Вы давно знакомы с Мамлеевым?
— Пять лет. С сочинского чемпионата страны.
— Были с ним в близких отношениях?
— Я любила Александра и не считала нужным прятать свою любовь. К сожалению, у Мамлеева была другая точка зрения.
Воронов не сдержался.
— Но у Мамлеева было и несколько другое семейное положение.
— Он был еще более одиноким, чем я. С такой мегерой, как его жена, впору топиться, а не жить под одной крышей. Рассказать подробнее о наших отношениях? — она говорила уже с издевкой.
— Не стоит, — холодно ответил Воронов. — Оставим в стороне жизнь личную, вернемся к спортивной. Что из вещей Мамлеева есть у вас сейчас?
— Ничего. То есть почти ничего. — Лицо Галины Георгиевны покрылось красными пятнами. Она несколько раз подряд глубоко затянулась. — Вы имеете в виду его «меркель»?
Как ни внезапно прозвучал встречный вопрос, у Воронова хватило выдержки не подать виду.
— Хотя бы, — неопределенно произнес он, мучительно прикидывая, о каком ружье идет речь. Разорванный «меркель» Мамлеева лежит на складе специальной экспертизы.
— «Меркель» у меня дома. Но это действительно подарок Александра, — голос Галины дрожал, — мне не хотелось его возвращать Мамлееву, когда мы с ним поссорились...
— Не стоит о личном.
— Что значит — не стоит? Для вас это «личное», а это «спортивное»! Для нас с Александром такого деления никогда не было: все спортивное было для нас и самым личным! Из-за беззаветной любви к спорту у него кувырком пошла вся жизнь. Его кукла никак не хотела понять, что такое спорт для Сашки. А я понимала. Я понимала потому, что жила с ним одной жизнью, одними интересами, одними тревогами...
— Хорошо, хорошо. Вы успокойтесь. Я не хотел вас обидеть. Не будем касаться темы, которая доставляет вам боль. Я знаю, вы любили Александра, не так ли?
— Нет. Это была не любовь. Это было преклонение. Я преклонялась перед ним пять лет, преклонялась с фанатической самоотреченностью! Я... Я... — она умолкла, и Воронов увидел слезы в глазах собеседницы.
— Я могу видеть этот «меркель»?
— Конечно. Он у меня дома.
— Но ведь Мамлеев стрелял из «меркеля», который подарил вам?
— Нет, — она покачала головой, — я не вернула ему тот «бок». Я отдала ему другой.
— На ложе мамлеевского следы дарственной накладки?
— Второй «бок» тоже подарок.