— Рупп, — сказала она мягко, — идите спать.
— Полин, — сказал он, и руки его, обхватив за талию, согнули ее вниз, приближая к себе ее лицо. — Полин, мы с вами одни на целом свете.
От крепкого запаха табака, вина, одеколона у нее закружилась голова. Она с трудом, пересиливая не столько нажим его рук, сколько свое желание, развела его объятье.
— Вы немец, а я русская, Рупп.
— Неужели только это и стоит между нами?
— У меня муж на фронте, Рупп...
— А у меня в Германии жена... Но разве не бывает мгновений, Полин?
— Не бывает, герр майор, — сказала она, озлобляясь на саму себя, — во время войны не бывает мгновений.
Она захлопнула окно.
С минуту за окном было тихо. Потом зашуршали шаги. Она стиснула ладонями виски. «Дура!.. Позвать?.. Нет! Какая мерзость!.. Он немец!.. Коля! Коля! — она упала лицом в подушку. — Коля, я всего только женщина! Я слабая, Коля!»
— Нужна разведка, связь, — говорил Точилин, — планирование операций. Есть это все у вас?
— А у тебя и связь есть, и разведка, и планирование операций, — ехидно засмеялся Редькин, — только самих операций нет и не предвидится, так?
Они препирались уже полчаса. Вокруг на поляне, где отрыты были две землянки, лежали бойцы Точилина. Репнев, Юрка и Трифоныч сидели на сваленном и обтесанном бревне. Пахла клейковина молодых листьев. Березы вокруг точилинской базы были уже опушены нежной молодой зеленью. А дикие яблони у края поляны были в белом цвету, пышные, как бело-розовые букеты. С тех пор как не удалась попытка связаться с будиловцами, Редькин скрепя сердце решил действовать в одиночку. Они провели две диверсии. Обстреляли немецкий обоз у одной лесной деревеньки. И вчера ночью захватили немецкий патруль. Двоих фрицев расстреляли, а унтер-офицера привели с собой на свидание с точилинцами. Высокий мускулистый немец сидел со связанными руками на траве и, время от времени вскидывая голову, как бы заново удивлялся, как мог он попасться в руки к этим людям.
— Вы, Редькин, мне сказок не рассказывайте! — тенорил Точилин. Он был маленький, аккуратный, на петлицах из-под телогрейки видны были капитанские шпалы — что-что, а знаки различия он сохранял в любой обстановке. — Если бы вы в день боя потрудились выслать разведку по всем направлениям, как это и положено в условиях встречного боя, егеря не могли бы вас прижать к реке. Вы виновны в гибели своего отряда и только вы!
Редькин насунул на лоб фуражку и встал.
— Вот что, Точилин, — сказал он, поигрывая желваками. — Может, я и плохой командир. Не спорю. Только полгода сидеть в лесу и носа противнику не показывать — такой храбрости от меня точно ожидать нельзя. И на что тебе эти цацки, — он ткнул ладонью в петлицы Точилина, — если ты фрицам не доказал, что ты капитан Красной Армии. Я их, как заметил, не ношу. Я партизан. Но как партизан я имею задачу бить гансов всеми силами и всякий час. И я бью. Не хочешь объединяться — сиди в своем болоте и воняй! Все!
Точилин тоже встал. У него было лицо бухгалтера, который подсчитал перерасход за год и ужаснулся.
— Давай, — сказал он, — действуй как хочешь. Я против неоправданного риска.
— Уходим! — Редькин махнул своим, и они встали. Но в этот миг вперед вышел рослый точилинец в пилотке и расстегнутой шинели. У него было широкое смуглое лицо, и продолговатые черные глаза на нем светили доверчиво и страстно.
— Товарищ капитан, — оказал он, — не так делаешь. Я не согласен. Хочу с ними воевать. Храбрый Редькин. Все говорят. Зачем его отпускаешь?
И тут сдвинулись вокруг и заговорили все точилинцы.
— Хватит! Насиделись! — кричал один.
— Пора гансов резать! — наступал большой толстый человек с красным лицом. — Сидим, как бабы на печи!
— Прекратить! — багровея, крикнул Точилин. — Это воинская часть или базар?
На секунду все стихло. Но неукротимый южанин опять выступил вперед.
— Зачем кричишь? — спросил он, укоризненно качая головой и глядя с высоты своего роста на Точилина. — Ты воевать начинай! А кричать любой может. Не отпускаем мы Редькина, так, товарищи?
— Так! — заорали точилинцы. — Примай к нам его, командир. Или к ним присоединяйся.
Точилин вытер пот с лица. Потом секунду беспомощно смотрел на кричавших людей и вдруг хлопнул Редькина по плечу.
— Видал, как воевать хотят? Ну вступай ко мне в отряд начальником штаба!
Редькин исподлобья посмотрел на него и засмеялся, крутя головой.
— Точилин, Точилин, авторитет свой держишь! Какой из меня начальник штаба, это ты прирожденный штабник.
Он оглянулся на точилинцев и рукой поманил своих. Юрка, Трифоныч и Репнев пробились сквозь гурьбу точилинцев.