Минут через десять Юркин взвод и разведчики незаметно исчезли из лагеря, где все еще бродяжили двое десантников. От гостей не отходили несколько партизан, получивших инструкции. Еще один взвод под командой Точилина уже раскинулся в лесу, за деревьями, выставив стволы пулеметов и автоматов. Он должен был остановить Кюнмахля. После ухода командира к десанту комиссар должен был поднять в лагере тревогу.
В семь Редькин (у которого в бинтах спрятан был браунинг) и Репнев в сопровождении десантника со шрамом двинулись в лагерь парашютистов. Второй десантник оставался. Ему у партизан нравилось. Тем более что подошло еще четверо парашютистов, а у одной землянки уже позвякивали кружки — готовилось угощение гостям.
Редькин шел вслед за десантником, Репнев позади. Он был почти спокоен, почему-то с Редькиным всегда было спокойно. Высвистывали и кричали лесные птахи, сыпались листья с обламываемых парашютистом кустов — тот старался уберечь раненую руку Редькина. Широкоплечая спина командира, обмотанная бинтами шея и вызывающе заломленная фуражка двигались от него в двух шагах. Хворост поскрипывал под ногами. Редькин все время о чем-то расспрашивал десантника, а тот, приостанавливаясь, отвечал ему. Репнев вспоминал Коппа. «И надо убить первым, чтобы он не убил тебя».
Десантники расположились у самого болота, не более чем в двух километрах от партизан. Там, на болоте, была гать, и только по этой гати партизаны могли уйти в труднодоступные чащобы, если немцы нажмут с опушки. Редькин обычно такие и выбирал места для лагеря. Но теперь на пути к гати были парашютисты, и Репнев сейчас способен был оценить план Шренка. Редькин, повернувшись вдруг, подождал его и сказал вполголоса:
— А колпаки варят у Гансов. Со всех сторон нас обложили.
Редькин присел на пень. Десантник впереди забеспокоился.
— Товарищ капитан, надо поторапливаться.
— Ладно-ладно, — добродушно отозвался Редькин, отводя здоровой рукой еловую лапу. — Руку заломило, к тому же мы партизаны, браток, а не армия. У нас без опозданий не обходится. — Редькин оттягивал время. Ему важно было, чтоб Юркины парни успели. А лагерь уже был рядом. Слышались голоса, виднелась впереди защитная парусина палаток, и тут Редькин вдруг сказал:
— Вот что, сержант, пожалуй, мы это переиграем.
— Что переиграем? — с испуганным озлоблением спросил парашютист со шрамом.
— Без осторожности нельзя, — пояснил Редькин. — Иди к своему начальству и скажи: встретимся здесь. К вам я не пойду...
— Договорено же было, товарищ капитан! — взмолился сержант, багровея.
— Договорено не договорено, а передай своему капитану, что, как равные по званию, мы должны один на один встретиться. Пусть сюда приходит и с тобой. С одним. Поговорим, а там решим.
— Эх, товарищ капитан, — сказал, бычась и зло усмехаясь, парашютист, — а нам тут о вас: «Какой Редькин смельчак»!.. Хороша смелость!
— Вижу, разболтали тебя в десанте, — сказал Редькин, прищуриваясь. — Выполнять приказание! — поднял он голос.
Парашютист дернулся, вытянулся и убежал. Долго еще покачивались кусты, указывая его след.
— Нарушили им планчик, — засмеялся Редькин. — А прийти придут. Добыча-то рядом. Легкая!
— А вдруг наши? — подумал он вслух. — Что тогда?
Репнев не ответил, он как-то обмяк от ожидания.
Минут через десять послышался треск хвороста, и парень со шрамом вывел на полянку высокого черноволосого человека со шпалой в каждой петлице комбинезона. Фуражку тот держал в руке, но, увидев поджидавших его, надел на голову.
— Васин, — представился он, подходя и улыбаясь.
— Капитан Редькин. — Редькин встал, пожал протянутую руку и какими-то отрешенно-нежными глазами оглядел командира десанта. У того на красивом черноусом лице плутала улыбка, он тоже во все глаза смотрел на Редькина.
Редькин отступил и положил руку на бинты раненой руки. Репнев подтянулся к сержанту. Десантник следил за своим командиром. Репнев шагнул. Тот взглянул на него и осклабился. Но во всей его крепкой фигуре была готовность.
— Встретились, значит? — сказал Редькин, оглядывая командира десанта.
— Встретились, товарищ Редькин, встретились, — сказал тот, хищно улыбаясь. — А я...
— Погоди, Мирошниченко, погоди! — сказал Редькин. — За тобой еще будет слово...
От этих слов командира десанта согнуло, а сержант сделал шаг вперед.
— Знаешь? — спросил шепотом Мирошниченко, он был бел, одни глаза как-то сладострастно светили из-под густых бровей.
— Знаю, — тоже полушепотом сказал Редькин, — потому и пришел!
— Знаешь — и пришел? — не слушая, спрашивал Мирошниченко. Рука его ползла к кобуре на ягодице.