Прокурор сам решил побывать в доме Ержан-максума, брата исчезнувшего Пиржан-максума.
Приближение всадников заметили из усадьбы, стоявшей на возвышении, издали.
— Ой, дедушка! — воскликнула большеглазая Фирюза, невестка Ержан-максума. — К нам милиция едет!
— Доигралась, окаянная! — сердито произнес старик Ержан. — Из-за тебя, проклятой.
Длинный, костлявый, он растянулся на деревянной супе. В последнее время Ержан недомогал, а тут еще такая беда: сбежал куда-то Пиржан со своими детьми. Теперь из-за этого хлопот не оберешься. С утра в доме толкутся: то соседи, то милиция. Кажется, все уже обыскали, так нет — опять их несет.
Старик ругал свою невестку, срывая на ней зло, хотя прекрасно понимал, где причина бед: брат Пиржан, конечно, кругом виноват перед Советами. И школа эта тайная, и всякие темные дела, о которых люди много болтали, а Ержан и слушать не желал.
Вдруг старик раскрыл слезящиеся глаза, вспомнив о чем-то. Ужас мелькнул в них. Он хотел вскочить, но сделал это слишком резко и со стоном упал обратно на лежанку.
— Эй, хозяева! — послышалось снаружи. — Гости к вам в дом...
— Блудливая! — в бешенстве позвал старик. Он корчился от боли в пояснице. — Подойди скорее!
Фирюза подбежала испуганная.
— Сожги. Быстрей! — Ержан-максум протянул Фирюзе листок бумаги, исписанной арабской вязью.
Фирюза бросилась к очагу, сунула бумагу в огонь. Вошли во двор прокурор и начальник милиции.
— Приветствую вас, дети мои! — Ержан-максум, кряхтя, пытался привстать.
— Лежите, дедушка, — сказал прокурор, — болеете?
— Старая хворь одолела опять, — ответил, сморщившись, Ержан-максум. Губы у него вздрагивали.
Несколько минут прошло в молчании. Прокурор осматривал двор, бирюза выгребла из очага. Держа перед собой совок, она понесла его в угол, к мусорной куче, покраснела от смущения и хотела прошмыгнуть мимо. Прокурор был достаточно опытен.
— Ну-ка постой, душа моя, — попросил он. Фирюза, вздрогнув, остановилась.
Прокурор взял из ее рук совок и вытащил обгорелое на две трети письмо.
— Не разберу никак, — с деланным простодушием произнес он. — Может, вы, дедушка Ержан, нам поможете?
— Глаза мои совсем слепы, а сам я стар и немощен, — пробормотал старик.
Он метнул гневный взгляд на Фирюзу, и это также не укрылось от прокурора.
— Может, вы знаете, что здесь написано? — спросил он у Фирюзы.
— Вай! — воскликнула она. — Откуда мне знать, про что пишут друг другу мужчины?
— Ага! — сказал прокурор. — Значит, мужчины? А кто именно?
Фирюза готова была сквозь землю провалиться. Она поняла, что совершила новую оплошность и старик ей этого не простит, но молчала.
Начальник милиции взял обгорелую бумажку и прочел:
— Это Базарбай наш, наверное, опять стишками баловался, — подал дрожащий голос старик.
— Да, — будто согласился прокурор. — Видимо, баловство. А Базарбая ли почерк? — Он не дал старику ответить. Обратился к Фирюзе: — Ну-ка, милая, принесите тетради, в которые Базарбай переписывает стихи.
Невестка продолжала стоять в растерянности.
— Иди! — прикрикнул Ержан-максум. — Не видишь, уважаемые люди ждут.
Фирюза вскоре вернулась с толстой тетрадью.
— Мы возьмем ее. — Прокурор поднялся. — Вы не сердитесь, но нам придется сделать у вас обыск. Таков порядок. Ордер я уже подписал. — Он протянул старику бумажку. Тот закрылся коричневыми ладонями, показывая этим, что не сомневается в справедливости всего, что собираются делать большие начальники.
Обыск длился недолго. Начальник милиции нашел рядом с очагом скомканный конверт, на котором значилось имя Базарбая Ержанова, а обратный адрес не был указан. Стоял лишь почтовый штемпель поселка Сеит, расположенного в пятнадцати километрах вверх по реке.
— Та-ак, — протянул прокурор и задал наконец тот вопрос, которого все время, волнуясь, ждал Ержан-максум. — Где сейчас ваш сын?
Старик приготовил ответ заранее, но стал запинаться, хотя все, что он говорил, было правдой.
— Аллах свидетель, не видел я сына с пятницы.
— Не ошибаетесь? — переспросил прокурор.
Старик пошевелил губами, подсчитывая про себя дни.
— Точно, в пятницу. Едва я окончил вечерний намаз, он и появился. Спешил, боялся, что закроется сельмаг. А Базарбаю надо было запастись маслом, солью, керосином. За тем он и приехал из степи. Не приходил больше Базарбай, — тихо продолжал Ержан-максум. — Сердце мое чует: неладное стряслось с Базарбаем.