Первым к нему Платонов подошел, руку на плечо положил и сказал улыбаясь:
— Слух прошел, тебя бомбили ночью, а ты только тем и спасся, что, боясь хулиганов и пьяниц, в погребе взял моду ночевать?
Все дружески посмеялись, похлопали участкового по спине как товарища, который счастливо из смертного боя вышел, и занялись делом.
Потом в дом вошли — обсудить первые соображения. Андрей больше слушал, на вопросы отвечал, но свои выводы пока высказывать воздержался.
Начал эксперт по баллистике. Родители его так предусмотрели, или само собой получилось, но к своей необъятной, сокрушительной силе он имел фамилию Муромцев, и звали его Ильей Ивановичем.
Он говорил, чуть похлопывая по столу ладонью, а в печи от этого скакали конфорки.
— Сообщаю кратко предварительные результаты экспертизы...
— На болоте стреляли из этого же оружия? — сразу спросил Платонов.
— О полной идентичности пуль, изъятых из трупа и бревен дома, можно будет сказать лишь после соответствующих исследований. Пока же отмечаю, что такая возможность не исключена.
— Следы сапога на болоте и там, в кустах, практически идентичны, — продолжал Платонов. — Ратников, найдешь сапоги?
— Чего проще, — усмехнулся Андрей. — Размер очень редкий — сорок третий. Таких на моем участке пар четыреста, не больше.
— Смотри-ка, он шутит. Я рад. Но продолжим. Я привез пленку из магнитофона орнитолога. Послушай, Андрей, может, узнаешь голос, хотя вряд ли, там одна фраза только разборчиво сказана.
Платонов включил магнитофон.
Зашипело, затрещало, загудело. Потом защелкало — похоже на птичий щебет. Опять шум. Тишина. Истеричный выкрик: «Бей, дурак!» Короткая — в четыре патрона — очередь, ясная, четкая. Тишина. Шум. Долгая тишина. И тот же незнакомый, брезгливый голос: «Допрыгался, зайчик!»
Все вопросительно смотрели на Андрея. Он молчал. Потом сказал:
— Голос не знаю. А фраза про зайчика... Где-то слышал.
— Как это? — привстал Платонов.
Участковый сжал ладонью лоб, сильно потер лицо...
— Ну, ну, — торопил следователь.
— А! Я сам ее сказал... На днях. В магазине. Зайченкову Егору.
И Андрей рассказал об этом случае, об автомате.
— Ищи теперь его! Ты спугнул его, он решил, что ты все знаешь. Потому и стреляли в тебя. А теперь он... — Платонов подумал. — Теперь он, самое лучшее, за полтыщи верст отсюда... Очень жаль, — добавил он таким тоном, будто уронил на мосту в воду коробку спичек.
Тут дверь приоткрылась, и Галка просунула голову.
— Чаю вам сделать? — нахально спросила она. — Или обедать будете?
Муромец сладко потянулся, Андрей нахмурился, Платонов кивнул. Галка вошла и посудой загремела.
— Хозяйка? — спросил Андрея Муромец.
— Напрашиваюсь, — ответила за него Галка, — а он все не берет. Заманил девушку, а сам в кусты.
— Зазнался ты, Андрей, — серьезно осудил Платонов. — Потому и ошибаться стал в работе.
— Кто ее заманил? — закричал Андрей. — Слушайте ее больше, она наплетет.
— А ты не оправдывайся. Признай свою вину, исправь ошибку и женись на бедной девушке.
— Ну как? — спросила Галка, расставляя посуду на столе. — Берешь замуж? Или заявление в местком писать?
Тут в окно постучали, и кто-то со двора закричал:
— Андрей Сергеич, имей в виду, я никаких покрышек не крал и в бане не прятал! Об этом я тебе под дверь официальное заявление подсунул и ответственность с себя снимаю!
— Видала? — спросил Андрей Галку. — Хорошо еще не в два часа ночи заявление принес. Поняла, что тебя ждет?
— А если я тебя люблю?
— Да ты не запугивай ее, — пригрозил Муромец. — Женись — и все.
Галка собрала чай и попрощалась.
Позже, когда все обсудили и самые неотложные меры наметили, Андрей вышел к машине товарищей проводить.
— Ты вернее всего первый на него выйдешь, — сказал Платонов, поставив ногу на подножку «рафика». — Не спеши действовать. Помни, он уже не человек, его остановить только пулей можно. Так что инициативу в разумных пределах проявляй.
— Соблюдай технику безопасности, — шутливо добавил Муромец. — Мне бы он попался!..
Андрей вернулся в дом, походил из угла в угол, прилег, почувствовав, как сильно устал. Он стал задремывать, и — странно — в голове появилась ясность, исчезло все лишнее, осталось только то, что нужно, потолкалось торопливо, как солдаты по команде «Становись!», выровнялось и замерло...
Вот какая ему представилась картина. Егора Зайченкова домой не тоска по родине позвала — припекать начало; не такой уж богатый след за ним тянулся, но года на три-четыре строгой изоляции набралось бы. С Агарышевым они, вернее всего, на вокзале столкнулись. Что их свело и как — следствие покажет, да это сейчас и неважно. Важно, что дальше они вместе двинули. Беглому Агарышеву «приют и ласка» были нужны. Егор его и приютил. Не дома, конечно. И харч ему обеспечивал, и водкой снабжал, и куревом. Почему? Да скорее всего потому, что сильно его самого на кривую дорожку тянуло, и Агарышева люто боялся — тот умел человека намертво к рукам прибрать.