розыска с такой внешностью - хоть самого задерживай для установления
личности.
- А подростков ты, Илья, зря на потом оставил, - продолжал Смолянинов,
обращаясь к Карзаняну. - С них и надо начать. А заодно сходи в
комиссионный.
Занятнейшее, я тебе скажу, заведение. Такого добра, как там, ты нигде
больше не увидишь. И чего туда только не приносят! И, как ни странно,
находятся покупатели.
Ну, ладно, я пошел, и вы давайте по домам.
IV
В Америке, Японии и многих западных странах в различных ведомствах
давно используются телефоны с компьютером, помогающие толково организовать
работу. У Смолянинова же было шесть аппаратов, звонивших порой
одновременно, но всего два уха. Поэтому по субботам он четыре выключал,
оставляя прямую связь с начальником управления и городской, по которому
звонил председатель горисполкома.
В эту субботу полковник собирался заняться бумагами, накопившимися за
неделю, и поэтому пришел пораньше. Но взяться за них как следует не успел:
около десяти часов раздался звонок прямой связи. Левко просил немедленно
зайти с материалами по делу Ревзина.
В кабинете генерала уже находился его заместитель подполковник Крымов.
Коротко расспросив о делах, необычно сегодня хмурый Левко предложил:
- Давай теперь послушаем Александра Павловича.
Смолянинов насторожился: для обсуждения состояния работы среди личного
состава областной милиции генерал не стал бы приглашать его одного, а
собрал бы всех своих заместителей и начальников отделов.
- Сегодня утром, Дмитрий Григорьевич, к нам поступила копия жалобы,
направленной в городскую прокуратуру за подписью гражданина Ревзина.
И еще - самостоятельное заявление по поводу наших сотрудников. - Крымов
сделал многозначительную паузу.
- Я в курсе последних событий, связанных с этим человеком. Письмо, судя
по проставленной на нем дате, передано в УВД две недели назад. Так что
здесь все нормально. Ненормально другое - Ревзин этого заявления скорее
всего не писал. И вот почему. Во-первых, инспектор секретариата обнаружила
его только сегодня утром в пачке со свежей почтой. Раньше оно не было
зарегистрировано.
- Во-вторых, - прервал его Левко, державший в руках несколько листов
бумаги, - даже невооруженным глазом видно, что почерки, которыми написано
заявление, переданное тебе лично Ревзиным, и полученное сегодня, не имеют
ничего общего. Хотя это тоже предстоит проверить.
- Значит, анонимка?
- Анонимка-то анонимка. Но хотим с вами посоветоваться, Дмитрий
Григорьевич, - продолжил Крымов. - В заявлении изложены факты, которые
вполне могли иметь место, и потому требуют проверки, да и обвинения более
чем серьезные, чтобы от них просто так отмахнуться. Думаю, что вы
согласитесь с нашим мнением, ознакомившись с жалобой. Прочтите сразу все,
потом будем решать, как быть дальше.
Смолянинов читал медленно, и чем дальше читал, тем больше убеждался,
что, если даже ни слова в заявлениях не соответствует истине, он,
начальник отдела уголовного розыска, должен временно отстранить от работы
Логвинова и Карзаняна. А это - упущенное время, возможность для
преступников замести следы, остаться безнаказанными. Кроме этого,
пострадают ребята, которым тем самым будет оказано недоверие.
Служебное расследование продлится не один день, и все это время они
будут под подозрением, от которого потом придется долго отмываться. Ведь
здесь речь идет не только о нарушениях законности, но и о прямом
предательстве интересов службы.
Нахлынувшие мысли мешали сосредоточиться и Смолянинову приходилось
снова и снова возвращаться к тексту. В заявлении, написанном от имени
Ревзина, говорилось, что в июне текущего года он обратился в УВД с
письмом, в котором сообщал, как в первые послевоенные годы купил за
бесценок у бывшего пономаря местного монастыря Иннокентия семнадцать
старинных книг. Все их, кроме одной, ему вскоре пришлось продать, так как
он оказался без работы и без средств к существованию. Единственную
оставшуюся инкунабулу он сохранил до сегодняшних дней. Ревзин давно
собирался сдать ее, но боялся расспросов о происхождении книги. Только
поверив в последние годы, что его правильно поймут и не отдадут под суд,