— Алло? — ответил голос супружницы номер пять, и сказал Боря в ответ со вздохом:
— Понял.
«Алло», а не обычное «да», означало нахождение в квартире неизвестных лиц известной милицейской масти.
То, что виною всему Галина, Боря понял мгновенно, он умел выкристаллизовывать истину из сумятицы обстоятельств, а истина была хреновой: светило Боре опять-таки с учетом осознанных им следственных и судебных игр двенадцать лет. Отставив в угол кабинки телефона авоську со спортпринадлежностями и овощами и косясь в сторону желтой и черных машин, Боря осмотрел бумажник. Тысяча триста рублей, техпаспорт «Ауди», водительские права и — виза на выезд, ее он постоянно носил у сердца.
Далее прикинул Боря: завтра — воскресенье. Замечательный денек, когда отдыхают практически все граждане, включая сотрудников милиции и даже КГБ...
Рой смутных мыслей поднялся в голове Бори, заметался, всплыло американское лицо далекой будущей жены, вышки с часовыми, виденные им не раз, хотя и издали... Сложно и путано мыслил Боря в сей момент, однако — верно. И, подхватив авоську, неспешно двинулся по улице прочь от дома обетованного с зареванной супружницей под номером пять, покуда не остановил такси.
— Шеф, Шереметьево-два.
Истинно говорю вам: так было. То ли Борю любили женщины, то ли опять-таки подсобил ангел-хранитель, так или иначе, но всего за пятьдесят советских смешных рублей и букет роз уговорил красавец Боря некрасивую кассиршу продать ему билет Москва — Вена, и был билет продан.
Продремав ночь в зале ожидания, предстал Борис перед таможенниками. В спортивном костюме, с авоськой.
— А имущество? — спросили строго.
— Это и есть имущество, — прозвучал кроткий ответ.
Мальчик-пограничник в стеклянной будке принял равнодушно визу и уткнулся в компьютер, проверяя подлинность документа.
Боря, испытывая слабость в тренированных ногах, вглядывался в лицо солдатика, постигая с несвойственным ему страхом, что ложится на это румяное лицо тень какой-то ненужной озабоченности.
Солдатик поднял на Борю холодные глаза и потянулся рукой куда-то в сторону, нажимая, видимо, на хитрую кнопочку, и тут же к будке подлетели еще два солдатика и капитан погранвойск; оттеснили Бориса от турникета, и, сладко улыбаясь, капитан поведал,что, дескать, произошло кое-какое недоразумение, а потому — пройдемте...
«Вот и начинаются мои двенадцать лет», — подумал Боря, но капитану сказал иное. Сказал, что на руках у него валютный билет, предупредил офицера об ответственности, о возможности разжалования и прочих бедах, но не смутился капитан, а, заулыбавшись еще милее, ответил, что за билет погранвойска заплатят, а за действия — ответят.
Через две минуты Борис уже находился на личном досмотре, а через час — в камере. Затворил дверь камеры тот же самый капитан, причем на лице его улыбка уже не светилась, улыбался он там, в праздничной суете аэропорта, а здесь, в своей стихии, был естествен.
Каждая минута из последующих двух часов стоила Борису седого волоса. Думы одна мрачнее другой сталкивались в его голове, не высекая никакой искры надежды.
А через два часа в камеру вошел полковник погранвойск и еще один тип в летной форме, но ясно, что не пилот.
— Ваша виза, — заявил полковник, — аннулирована.
— Почему? — возмутился Боря простодушно.
— Вот об этом мы вас как раз и хотели спросить, — заметил тип в летной униформе. — Ваша виза аннулирована... ОВИРом.
— А вы, наверное, командир корабля? — вопросил Боря. — Что, рейс задерживается?
— Рейс улетел, — сказал тип в летном раздраженно. — Так, может, вы соблаговолите объяснить, почему...
— Я?! — возмутился Борис повторно. — Объяснить? Я из-за вас потерял все... Билет, новую родину... и должен еще объяснять вам, почему? Не угодно ли вам объяснить это мне?
Боря театрально гневался, сам же соображая: расчет на воскресный день оказался верен, комитетчики попросту не сумели созвониться с нужными людьми из милиции.
— Езжайте в ОВИР по месту жительства, — произнес полковник, возвращая Борису авоську. — И разберитесь там... Мы ни при чем.
«Благодарю за совет», — едва не сорвалось у Бори с сарказмом, но — удержался.
— А виза? — строго спросил он. — Не вижу визы.
— Зачем вам недействительная виза? — в свою очередь осведомился полковник.
— Это для вас она такова, — ответил Боря. — Для меня же виза — основной документ. Там фото с печатью, прочие атрибуты моей неповторимой личности. Вот выйду сейчас я на улицу, а ко мне — милиционер... — Он козырнул собеседникам. — Ваши документики, гражданин! Что, я ему буду рассказывать об аннулированной визе, а он будет меня слушать, тем более и слов-то таких не знает... Визу — вернуть! — закончил категорически.