— Ну, как отгуляли-то?
— А хорошо. Свидетелю тока руку сломали, и все.
— О как!
— Да невесту-то воровали. В другой подъезд утащили, а мой-то с другом побежали отбивать, ну, тому руку дверью и прищемили. Да он тока на второй день и заметил, когда рука опухла. Пиджак не мог одеть.
— Что подарили-то молодым?
— Ну, те родители квартиру купили кооперативную. Да я тебе говорила. А я — холодильник. Сватья-то добрая змея оказалась, все повторяла на свадьбе — ну, молодые на все готовое придут, не то что мы жили. Одни родители квартиру, другие — холодильник. Это она намекала, что мы подарок-то бедный сделали. Так не все же воруют-то, как они.
— Да ты что? Воруют, что ли?
— А ты думаешь, быков-то они на мясо сами выкармливают? Да в общем стаде, колхозном. И корма прут оттуда же.
— От жуки!
— Да уж дадут они моему жизни-то, чувствую…
А потом опять — склад.
— Юрбан, слышь, у тебя брат же вроде в больнице работает?
— Но, санитаром. В дурке, а что?
— Он уколы умеет ставить?
— Ты что! Он психов там охраняет, чтобы не разбежались. А ты что, намотал, что ли, на болт чего?
— Да Людка, прошмандовка…
— Это что, тогда, что ли, когда ты трояк занимал у меня?
— Но. После кино ко мне пошли, ля-ля, тополя… закапало, короче.
— А она что?
— «А что, я думала, что вылечилась». Прошмандовка. Хорошо хоть порошок дала, только вот колоть некому…
— Мне один рассказывал, как определить — больная баба или нет. Надо там внизу рукой надавить ей, если больно будет — точно трипперная.
— Да теперь… дави не дави, короче, не знаю, что делать…
***
Налитая «Жигулевским» пивом, с пришлепнутой на горлышко этикеткой в виде толстого желто-синего полумесяца, бутылка приехала в гастроном на улице Калинина. Он располагался в бывшей купеческой постройке, в угловом здании. Крашеные желтые стены, традиционный шахматный кафельный пол: желтое с бежевым, в шахматном же порядке банки с «Завтраком туриста» на мраморной стойке за продавцом и пустота на прилавках мясного отдела. Редкие в утренние часы покупатели выбивали чеки в кассе и меняли их в отделах на хлеб, пирамидальные красно-синие пакеты молока и кульки из серой бумаги с крупами, макаронами и развесными конфетами. Продавщица с ярко-зелеными тенями на веках, в крахмальном кокошнике набирала весовой товар алюминиевым совочком и насыпала его в те самые кульки, грохая на другую площадочку весов «Тюмень» толстенькие гирьки. К одиннадцати часам у винного отдела собралось человек тридцать. Почти все — с одинаковым нездоровым блеском в глазах. Некоторые уже давно перешли в разряд хронических алкоголиков, некоторые только начинали движение в этом направлении и оправдывали себя сложными жизненными ситуациями, заключая оправдание в формулу: «Не мы такие, жизнь такая». А некоторые просто попали в кратковременный штопор бытия. Но цель сейчас была у всех одна.
— Слышь, мужики, — традиционно начал, подойдя к двум молодым, студенческого вида парням, пожилой алкоголик. Пляшущие руки он прятал в карманах коричневого плаща, — добавьте двадцать копеек, а? Умру, мля буду…
— Да пошел ты по трапу, — резко отреагировали студенты, они были завсегдатаи подобных торговых точек и знали уже, кто и что тут из себя представляет. Проситель сразу умолк и, не обидевшись, пошел высматривать новых меценатов.
За студентами стояли трое сорокалетних. В отличие от большинства, они не были алкоголиками и даже выпивали редко, но выпал свободный день — отгул за сдачу крови, а поэтому не выпить было нельзя. К ним алкаш — искатель двадцати копеек не подошел — такие могут и в лоб дать.
Мужики солидно, не мелочась, купили две поллитровки и три бутылки пива. В гастрономическом отделе выбрали пару соленых селедок, банку зеленых маринованных томатов и несколько плавленых сырков.
Отдыхать пошли к тому, у кого жена была на работе, — такая компания не терпит соглядатаев и требует спокойной обстановки.
На маленькой чистенькой кухне, на столе, крытом веселенькой клеенкой с земляничными ягодами, расставили принесенное. Хозяин дома добавил к меню еще домашней капусты и посетовал на то, что огурцы уже закончились.
— Мало было в том годе, затопило ж все.
— Ладно, мы, что ли, жрать пришли, давай уже садись…
Звякнули сдвинутые стопки — граненые, на коротких ножках.
— Ну, будем…
— Ох… мать моя в кедах… хорошо…
— Но эта ничего так…
— Капустки?
— Уф…
Молча жевали. Один полез за сигаретами. Но хозяин его остановил: курить на балконе. Тот передумал. Налили по второй. Потекла размеренная беседа знающих и уважающих друг друга людей, уверенных в себе и друг в друге и считающих свою немудреную жизнь единственно правильной, а на все прочее реагируя здоровым, непоказным нигилизмом.