IX
Хотя удар, жертвой которого я стал, помешал мне принять активное участие в развязке дела, было ясно, что счастливым исходом экспедиция в значительной степени обязана мне.
Поэтому когда я открыл глаза, после того как с трудом пришел в себя — уж очень сильным был полученный мной удар, — то увидел рядом нашего доброго капитана, пришедшего лично справиться о моем здоровье. Не считая некоторой тяжести в голове, я чувствовал себя хорошо, поэтому сказал ему, что через четверть часа поднимусь на палубу и надеюсь приступить к службе в тот же день. Действительно, едва капитан вышел, я выскочил из гамака и занялся своим туалетом. Кровоподтеки под глазами остались единственными следами от кулаков мистера Джемми. Без сомнения, если бы я не обладал столь крепким черепом, он оглушил бы меня, точно быка на бойне.
Как я и понял по движению фрегата, мы отплывали. Якорь уже отделился от грунта, и корабль начал уваливаться на правый борт. Капитан изо всех сил старался помочь ему, заставляя работать кливера, затем мы остановились, чтобы окончательно поднять и закрепить якорь. По окончании этого маневра мы, слишком спустившись под ветер, убрали бизань и легли в дрейф, пока якорь не будет выбран. Когда эти предосторожности были приняты, капитан, предоставив управление судном старшему помощнику, удалился в каюту ознакомиться с депешами, которые ему надлежало вскрыть лишь перед отплытием.
Наступил небольшой перерыв; им тотчас же воспользовались мои товарищи, чтобы поздравить меня с успехом нашего похода и расспросить о нем. Когда я, стараясь не пропустить ни единой подробности, рассказывал им о том, как проходила экспедиция, неожиданно мы заметили лодку, стремительно мчавшуюся на веслах к фрегату и посылавшую нам какие-то сигналы. У одного из гардемаринов оказалась при себе подзорная труба, и, посмотрев в нее, он воскликнул:
— Черт меня подери, если это не Боб-дельфин!
— Вот так шутник! — отозвался кто-то из матросов. — Скрывается, когда его разыскивают, и появляется, когда мы отплываем.
— Может, он уже успел поссориться со своей женой? — откликнулся другой.
— Да… Не хотел бы я быть в его шкуре, — пробормотал третий.
— Молчать! — раздался голос, неизменно повергавший всех нас в трепет. — А ну, по местам! Право руля! Брасопить фок! Вы что, не видите: судно идет задним ходом!
Приказание было выполнено мгновенно, корабль прекратил свой задний ход, затем еще несколько секунд постоял неподвижно и двинулся вперед.
— Лодка по левому борту! — крикнул вахтенный.
— Спросите, что нужно, — сказал лейтенант, которого ничто не могло заставить преступить установленный порядок.
— Эй, на лодке! — подхватил матрос. — Чего вы хотите?
Выслушав ответ, он обернулся к нам.
— Лейтенант, это Боб-дельфин. Чуть погуляв по суше, он желает снова вернуться на борт.
— Бросьте этому мошеннику канат, — сказал лейтенант, даже не повернув головы, — и отправьте его к остальным в карцер.
Распоряжение это тотчас же исполнили, и через минуту над обшивкой левого борта показалась голова Боба, который, подтверждая прозвище, данное ему товарищами, пыхтел всеми своими легкими.
— Ну-ну, старый кашалот, — сказал я, приближаясь к нему, — лучше поздно, чем никогда: неделька в трюме на хлебе и воде, и все обойдется.
— Справедливо, сэр, вполне справедливо, я это заслужил, и, если все тем и ограничится, мне не на что будет жаловаться. Но сначала, с вашего позволения, господин гардемарин, я хотел бы поговорить с лейтенантом.
— Проводите этого человека к лейтенанту, — сказал я двум матросам, уже схватившим своего товарища.
Мистер Бёрк прогуливался по юту с рупором в руках и продолжал руководить маневрированием. Увидев подошедшего к нему беглеца, он остановился и, глядя на него строгим, непреклонным, столь хорошо знакомым матросам волевым взглядом, спросил:
— Чего тебе надо?
— С вашего позволения, лейтенант, — ответил Боб, вертя в руках свой синий колпак, — я знаю, что виноват, и мне нечего сказать.
— Надо же, какое счастье! — процедил мистер Бёрк, язвительно улыбаясь.