Две первые рекомендации оказались легкоисполнимы — в замке водились и травяные настои, и бордоское вино, и бифштексы, но развлечения были в Вильямс-Хаузе редкостью. Том исчерпал все возможности своего воображения, да и предложить он мог только чтение, прогулку или карты; честный матрос мог выстраивать эти слова в любом порядке, как это делает персонаж «Мещанина во дворянстве», мог изменить место или время, но он не изобрел ничего такого, что вывело бы его командира из оцепенения, в которое тот погружался все глубже. Как последнее отчаянное средство Том предложил было поездку в Лондон, но сэр Эдуард возразил, что у него недостанет сил на столь долгое путешествие и, если уж ему не суждено умереть на подвесной койке, он предпочитает проделать это в своей постели, а не в карете.
Особенную тревогу вызывало у достойного матроса то, что капитан не искал общества своих друзей, как раньше, а стал избегать их. Казалось, даже сам Том стал для него теперь обузой. Сэр Эдуард еще выходил на прогулки, но лишь в одиночестве. Вечерами он не садился больше за карты, а удалялся в свою комнату, запрещая входить к нему. Ел он ровно столько, чтобы не умереть голодной смертью, а читать перестал вовсе; в довершение всего он наотрез отказался принимать травяные настои: они вызывали у него такое отвращение, что однажды он швырнул в лицо Джорджу полную чашку, которую бедный камердинер из самых лучших побуждений поднес было ему. О горьких отварах пришлось забыть, и Том заменил их чаем, куда вместо сливок добавлял полторы ложки рома.
Упрямое нежелание следовать врачебным рекомендациям привело к тому, что болезнь капитана день ото дня все больше обострялась. Сэр Эдуард превратился в свою собственную тень. Неизменно находясь в сумрачном расположении духа, он постоянно искал уединения; если же к нему обращались, он с трудом выдавливал из себя два-три слова, нетерпеливым жестом приказывая оставить его в покое. В парке капитан выбрал глухую аллею, где в самом конце стояла беседка, вернее настоящий зеленый грот из переплетенных ветвей, и проводил здесь долгие часы в полном одиночестве; домочадцы не решались нарушать его раздумий; напрасно верный Том и достойный Сандерс нарочно ходили мимо — он, не желая вступать в разговоры, делал вид, что не замечает их. Хуже всего было то, что с каждым днем капитан все больше жаждал уединения и все чаще избегал встреч с обитателями замка. Между тем наступила осень с ее туманами, как известно роковая пора для несчастливцев, страдающих сплином, как листопад — для чахоточных больных. Ни у кого не оставалось больше сомнений: чтобы сэр Эдуард пережил эту зиму, должно произойти чудо. И Господь сотворил его, послав капитану одного из своих ангелов.
Как-то раз сэр Эдуард, как обычно предаваясь мрачным мыслям, сидел в своем убежище. Вдруг на дорожке, ведущей к гроту, послышался шорох палой листвы под чьими-то шагами. Он поднял голову и увидел, что к нему приближается незнакомая женщина. Белизна одежд и легкость походки делали ее похожей на видение, внезапно возникшее в темной аллее. Его взгляд с удивлением остановился на незнакомке, осмелившейся потревожить его покой, и он молча ждал, пока она подойдет ближе.
Эта женщина, лет двадцати пяти или, быть может, несколько старше, еще сохранила свою красоту: не лучезарное очарование юности, живое и преходящее, особенно в Англии, но, если можно так выразиться, вторую красоту, отмеченную прелестью осеннего увядания и начинающими округляться формами. Ее голубые глаза художник поместил бы на лик Милосердия; длинные, естественно вьющиеся черные волосы выбивались из-под маленькой шляпки, слишком для них тесной. Черты ее лица дышали спокойствием, а линии его отличались чистотой, свойственной женщинам британского севера. Наконец, ее простой и строгий, но сшитый с отменным вкусом костюм сочетал в себе элементы современной моды с пуританским покроем XVII века.
Она пришла просить помощи и покровительства сэра Эдуарда для одной бедной семьи, в которой накануне, после долгой и изнурительной болезни, умер глава ее, оставив жену и четверых детей в крайней бедности. Владелец дома, где жила несчастная вдова с сиротами, путешествовал по Италии, а управляющий в его отсутствие, оберегая интересы хозяина, потребовал просроченную плату, угрожая в противном случае вышвырнуть их на улицу. Угроза была тем страшнее, что приближались холода, идти было некуда, и обездоленная семья решила прибегнуть к хорошо известному великодушию адмирала, избрав пришедшую своей посредницей.