I
Усы были у Горошка еще коротковаты, но он считал себя вполне самостоятельным и терпеть не мог, если кто-нибудь из друзей называл его зеленым.
Особенно он дорожил мнением толстенькой недотроги Свеклины. В Огороде они жили по соседству и часто вдвоем ходили на вечерние представления Солнца. Эти спектакли-закаты Свеклине очень нравились. Однажды она спросила у Горошка:
— Вы заметили, как блеснул и погас и вышние последний луч? По-моему, чудесно!
— Да. но все-таки вчерашний закат был интереснее сегодняшнего,- ответил Горошек.-вчера было больше ярких красок.
— Это вам просто почудилось -сказала Свеклина, недовольная тем, что ей возражают. — И вообще, дорогой Горошек. что вы понимаете в искусстве! Ведь вы еще совсем зеленый.
Эх, не стоило Свеклине так говорить!
— Я? Зеленый?! — возмутился Горошек..- Ну что ж! Ладно!. А вы… Посмотрите на себя, какая вы толстуха! Терпеть не могу толстых! Прощайте! — и он гордо зашагал прочь.
Так они поссорились.
Конечно, странно, что хорошие друзья могли повздорить из-за пустяков. Но подобное бывало у них и раньше, и тетушка Кукуруза, которой всегда приходилось их мирить, говорила в таких случаях: «Когда двое друзой ссорятся, виноваты оба. Ведь любую ссору можно погасить шуткой!»
Эти слова Свеклине и Горошку стоило бы вспомнить, ко. на спою беду, ничего они не вспомнили…
Вся в слезах, Свеклина побежала к тетушке Кукурузе. Горошек же, чувствуя себя обиженным сверх меры, пролез под изгородь и пошел в поле. куда глаза глядят.
II
Уже были сумерки. Утомившись после вечернего представления, Солнце село за дальним лесом.
Небо над ним еще мягко светилось, но все ниже и ниже опускался синий занавес ночи; над головой Горошка зажглись первые звезды.
Поле, которым он шел, было ему совсем незнакомо. То здесь, то там из земли выпирали большие острые камни, над тропой качались черные стебли каких-то трав и цветов. Поддавшись грусти. Горошек ни на что «с обращал внимании.
Мало-помалу обида ого проходила, он уже готов был простить Свеклину, и не только простить, но и извиниться перед ней… Легко вздохнув, он повернул обратно, как вдруг чья-то долговязая странная фигура преградила ему дорогу.
— Что вам нужно? — спросил Горошек,- слегка растерявшись. Он подумал, что это какой-нибудь сорняк-хулиган, из тех, которые по вечерам шатаются вокруг Огорода, горланя скверные песни и со всеми задираясь. Их Горошек не боялся. Но эта фигуре появилась без шума, словно выросла из-под земли.
— Что ты здесь делаешь? — рявкнула она. схватив Горошка за плечо.
— Я? — переспросил озадаченный Горошек. — Ничего не делаю. Гуляю… Я только что вышел с Огорода и…
— Так я и знал! С Огорода!.. Нашего брата будяка к Огороду и близко не подпускают, а ты здесь разгуливаешь, будто у себя дома! Или. может быть, ты нас выслеживаешь?
— Никого я не выслеживаю.- пролепетал Горошек. Он понял. что забрел на дикое поле, где прятались самые опасные сорняки — воры, жулики и бандиты.- Я попал сюда нечаянно.
— Ха! Заблудился? Так мы тебе и поверим!
В один миг сорняки окружили Горошка и с хохотом, улюлюканьем поволокли его по каменистой тропе…
III
Своим расстроенным видом Свеклина изрядно напугала тетушку Кукурузу.
— Уф, дай дух перевести, — сказала ока. выслушав сбивчивый рассказ Свеклины.- Я уж думала, не случилось ли чего с нашими родичами овощами… Так. значит, ты его назвала зелёным? А он тебя толстухой?
— Да. представьте себе, толстухой!- всхлипнув, проговорила Свеклина.- Разве я толстая? Тётя. посмотрите сами, разве я чересчур?..
— Нет, доченька, ты в самый раз. Не расстраивайся. Он пошутил. Где же этот негодник?
— Ушел куда-то. Сказал «прощайте» и ушел. Подумайте, какой гордый! Наверно, хотел, чтоб я его упрашивала. А у меня тоже есть самолюбие.
— Да. нехорошо, — проговорила встревоженная тётушке Кукуруза.- Куда же он мог на ночь глядя пойти?
— Н-не знаю… А что, с ним может случиться беда?
Тетушка Кукуруза только вздохнула в ответ.
Долгой, нескончаемо долгой показалась им эта ночь. Но и рассвет не принес успокоения: Горошек но вернулся…
IV
Ом не мог вернуться, потому что до самого утра лежал связанный под какой-то корягой. А утром его повели к хромому маку, по прозвищу Старик Черная Бахрома. Ом сидел на камке, подложив под себя костыль, в кругу пьяных лопухов. Тут Горошка развязали.