Выходить из подъезда стало страшно. Я уже догадывался, что во дворе, на том месте, где обычно стоит с десяток легковушек, увижу старые скрипучие качели, металлическую горку, стилизованную под космическую ракету и длинный стол, за которым местные мужики с утра до ночи резались в шахматы и домино. Это был двор моего детства. Предстояло узнать, насколько далёкого.
Ожидания оправдались полностью — я и в самом деле оказалось во дворе, который помнил с детства. Правда, за столом, как и во всём дворе, я никого не заметил. Немного смутила голубятня, что стояла вместо горки — ракеты. Правильнее будет сказать, что это я сразу никого не успел заметить, потому что, озираясь по сторонам, чуть было не налетел на высокую грузную седовласую женщину в сером мешковатом халате, подметавшую тротуар около подъезда. Сердце пропустило пару ударов, когда понял, что передо мной тётя Женя. Наша дворничиха, жившая в соседнем подъезде. Гроза местного хулиганья, не раз проверявшая крепость черенка своей метлы о плечи и хребты несознательных элементов, бросающих фантики, бычки и прочий мусор мимо урны. Я совсем мелким был, когда её хоронили всем двором, а тут она весело машет своей метлой и нет-нет, да оглядывается по сторонам.
Если хотите узнать местные новости, какая машина и во сколько заезжала во двор, или в какую сторону побежали пацаны со двора — спросите тётю Женю. Расскажет. У неё всё под контролем. И никаких баба Женя или еще как — только тётя Женя.
— Валерка, ты что ли? — подозрительно оглядела меня женщина, — Тебя и не узнать. Куда усы с бакенбардами дел? Жениться надумал?
— Не-е, тётя Жень, рано мне. Нынче какое время на дворе? — раз меня спутали, скорее всего, с моим отцом, то нужно хоть что-то полезное для себя узнать.
— Как это какое? — опешила тётка от вопроса, — Суббота. Третье июня тысяча девятьсот семьдесят девятого года. При чём здесь время? Что ты меня путаешь? Ты же сам говорил, что всё сбреешь, когда жениться соберёшься.
— Вот видишь, — извиняясь, развёл я руки, пытаясь наскоро прикинуть возраст отца в семьдесят девятом, — Мне же ещё двадцати семи нет. Я, можно сказать, только — только жить начинаю. Совсем юный и молодой цветущий организм. Так что рано мне жениться.
— Ой, балабол. Весь в отца. Да ладно, не слушай меня, старую. Шучу я. Без этой растительности ты лучше выглядишь. Моложе сразу лет на пять стал, — расплылась в доброй улыбке уборщица, сверкнув металлическими зубами. Она ещё раз окинула меня взглядом и кивнула на мои сланцы, — А ты куда это в трусах да тапочках собрался? К Стасику из сорок девятой что ли? Так они с Люськой к первому автобусу в Липово торопились. Хотели воды набрать на полив, пока напор нормальный.
— Ну да, ну да. Про дачу он мне забыл сказать, — с трудом переставляя ставшие ватными ноги, прошёл я к скамейке.
Семьдесят девятый…
Я чуть не сел на асфальт мимо лавки. Я появлюсь на свет только через тринадцать лет. Отцу сейчас в этом времени двадцать шесть и тётя Женя приняла меня за него, потому что мы с ним похожи. Как говорили нам все знакомые, я его копия, но без усов. Ростом мы оба под метр восемьдесят, только я вроде похудее буду. Даже родились мы оба в одном и том же месяце, с разницей в один день.
Стасик и Люська из сорок девятой — это, как я только что сообразил, дядя Стас и тётя Люда Спиридоновы, родители Владимира Станиславовича, который преподавал у меня физику. Сейчас они, скорее всего уже на даче, куда ездил единственный, вечно переполненный двадцать первый маршрут городского автобуса. Вообще-то городок у нас маленький и до их участка за полчаса можно на велосипеде не спеша доехать. Что мы порой и делали с пацанами, когда на дачу кого-нибудь по хозяйству отправляли предки. Ещё рядом с деревней Липово, давшей название огромному дачному посёлку, находится старое городское кладбище, на котором лежат папины родители, там же похоронили и мою маму, а затем и папу. Поэтому, порой стоит уточнить: сам поехал человек в Липово или его туда отвезли, а то находятся шутники…
— Кстати, тёть Жень, ты ведь в ЖЭКе работаешь. Не в курсе, горячую воду надолго отключили?
— Как обычно, до конца лета, — не отвлекаясь от работы, через плечо кинула тётка, — А ты чего спросил-то? Чай не в первый раз. Каждый год так.