Одним словом, если они согласятся на что-либо, то пусть поставят Совет в известность. Времени на принятие решения им даётся одна неделя, начиная с сегодняшнего дня, а потом или остаются, или убираются. Мир велик, скатертью дорога и всё такое прочее. Ну, а пока они будут думать, завтра же с утра, Староста покажет им пригодные для обработки участки. Для начала, могут брать по десять гектар на нос, а дальше, сколько захотят, лишь бы смогли обработать.
Поблагодарив, сквозь зубы, Совет за 'выгодные' предложения, Сидор с Димоном и, как вдруг оказалось, присоединившаяся к ним Маша, покинули здание Городского Совета.
— Фу, — облегчённо вздохнул, вышедши на крыльцо, Сидор. — Я уж думал, что нас там же и подписать что-нибудь заставят.
— А хватка у них ничего, — одобрительно заметил Димон. — И идея с профессором мне понравилась. И отношение к людям правильное.
— Посмотрим, что ты завтра запоёшь, когда участки посмотрим, — мрачно заметила Маша. — В отличие от тебя, я тут насмотрелась, как здесь вкалывают. От зари, до зари. Без праздников и выходных.
— Так что лафа кончилась, — мрачно заметила она, думая о прошедших месяцах отдыха. — Ещё и долг отдавать придётся, — закончила она.
— Ну, положим, долг нам вместе отдавать. Это если останемся, а можем и свалить. Никто нас здесь не держит. Лето впереди. Где-нибудь, да устроимся, — заметил Сидор.
— Где? Где-нибудь. Где ты что-либо ещё подобное видел? — мрачно поинтересовалась Маня. Я тут пораспрошала ранее, чай уже пару месяцев здесь кантуюсь, так вот, выбора то у нас особого и нет. Там за рекой, — ткнула рукой куда-то на север Маня. — Так вот, там за рекой, амазонки. Что это такое, лучше не знать. Матриархат в жутком виде.
— Там, — махнула она рукой на запад, — раздробленные баронства и княжества с крепостным строем, в его идеальном европейском понимании.
— В каком таком европейском, — перебил её Димон.
— В европейском, значит полное рабство: с правом первой ночи; с абсолютным бесправием сервов, то есть крестьян, по нашему; с продажей людей, как скота; с абсолютными правами дворянства на любую прихоть, вплоть до убийства любого, не понравившегося им человека, особенно серва, и прочее, прочее, прочее. Если интересно, то можешь порасспросить побывавших там. Жопа полная.
— На востоке, ящеры. Вы их уже видели. Если не знаете, что это такое, то главное с ними не встречаться. Целее будете.
— А там, — указала она на юг, — откуда вы пришли, вообще никого нет. Только горы, а за горами Приморье. Там тоже наших встретить можно. Нефть добывают и прочее. А ещё дальше, уже море. На море пираты, что за морем, не знаю, — закончила она экскурс по политическому устройству мира.
За разговором не заметили, как добрались до землянки Маши. Чертыхаясь, стали устраиваться на жильё и разбирать вещи.
— Home. Sweet home, — грустно заметил Сидор, осматривая низкий потолок доставшейся им землянки.
— Да, не хоромы, — едко заметила Маня, раздражённая подобными намёками. — Но, лучшего нет. У всех новичков, как правило, землянки. Никто им строить дома не мешает, но готовый не даст. У всех существующих домов есть владельцы, — продолжала просвещать компанию Маша. — И если в настоящий момент дом пустует, значит, хозяин где-то в отъезде. Торгует где-нибудь в Приморье или ещё где, а дома, на хозяйстве, остаётся или жена, или общество присматривает за домом и скотиной, в период его отсутствия. И никакого воровства, никакого пользования чужим жильём, имуществом или животными. За что хозяин, по прибытии в родные пенаты, расплачивается с обществом по твёрдо установленным тарифам. А коли расплатиться не может, то отрабатывает свой долг на общественных работах: за другим домом присмотреть, скотину чужую, в отсутствие хозяев, обиходить, и прочее всякое разное. Да и с окружающей средой сложился устойчивый симбиоз. Никто никого не трогает. Пока, по крайней мере. И так не только в данной деревеньке, куда мы случайно попали, но и во всех окружающих деревнях. Как и во всём прилегающем крае.
— Кстати, — продолжила Маня, — одним из видов заработка, вновь прибывших, и является присмотр за пустым жильём, а также уход за подворьем и скотиной, для чего существуют особые 'гостевые' домики, на каждом подворье старожилов, предназначенные для проживания бездомных новичков. Данная работа также оплачивается по твёрдым тарифам, позволяющим худо-бедно, но пережить зиму.
Блеснув своим аналитическим умом и сообразительностью, Маша поведала, что к этому времени в городке сложилась устойчивая группа пролетариев, что не утруждают себя строительством подворья и ведением своего собственного хозяйства, а живут наёмным трудом. Некоторые из них ранее разорились и находятся сейчас в менопаузе, пережидая период неудач. У некоторых этот период настолько затянулся, что уже можно говорить о постоянном состоянии неудачника, которое вполне устраивает пролетария, а некоторые сами не хотят иметь никакой собственности, считая, что все им должны, что это всё временно, что сейчас они проснутся и снова будут в Москве, в своей постельке, с чашкой кофия в руке.
Именно эта группа пролетариев-лежебок и поддерживала, в основном, прежнего городского Старосту. Хотя лежебоками их называть нельзя, поскольку они всё-таки, во-первых, активно трудятся, ибо вынуждены, так как никто их даром кормить не собирается, а во-вторых, это зачастую убеждённые противники собственности, не желающие обременять себя имуществом. Как следствие, они не имеют ни жён, ни детей, ни дома, ни подворья, ни хозяйства, ничего, кроме своих трудовых мозолей и рук, позволяющих им жить припеваючи в чужом дому на хозяйстве.
Обсуждение перспектив своего существования в данном мире и обществе, поиск возможных источников пропитания и заработка, заняло всё время до вечера. Установка, что в найм никто из них идти не хочет, устраивала всех. Работать на кого-либо, никто из них троих просто не будет. Значит надо работать на себя. А что делать? Чем жить? Ну, с жильём проблема не стоит. Заселяйся в любую из доброго десятка брошенных землянок и полуземлянок, что понарыли прежние жильцы в откосе у крепостного вала и живи. Никто слова худого не скажет. Идти на работу в чужое подворье? Да, это выход, но только как временная мера. Да и затянуть может. Работать на других, значит не работать на себя. Никакого КЗОТа нет. Работа от зари, до зари. Когда тогда строить свой дом и подворье — неизвестно. Никто не препятствует, но и помогать не будет, а заработки не такие уж и большие. На них дом не купишь, даже с учётом бесплатного леса, вон его за оградой городка, немерено, руби, сколько хошь, да строй что хошь. Только вот, окромя пердячего пара, никаких машин и механизмов. Даже топор никто не даст. Заработай.
Была бы у них хоть какая-нибудь востребованная специальность, навроде как у того профессора-химика, так ведь нет же.
Один мелиоратор, которому ни осушать, ни орошать в этих краях, ну совершенно нечего. Хорошей земли завались, зачем ещё осушать то?
Другой киномеханик, у которого, не то что механики, но и самого кина нет. И в ближайшей перспективе лет трёхсот, учитывая уровень развития местного общества, полное средневековье, даже появления такого понятия не предвидится.
И, наконец, Маня, боевая единица, друг и товарищ. Антисоциальный элемент, без образования и профессии. В силу определённых причин и независимости характера, не вышедшая к 30 годам ни замуж, ни родившая детей, и не имеющая ни дома в Москве, ни постоянной работы, ни приличного заработка.
Одним словом, полная жопа и отсутствие перспектив по достойному трудоустройству и проживанию.
На этой оптимистической ноте совещание решили закончить, а принятие решения отложили на следующий день, решив посмотреть, что им предложат местные власти. Наскоро перекусив остатками вчерашней трапезы и разойдясь по своим углам, легли спать.