М а т ь (негромко). Бедная родина.
А г а м е й т и. Я из-за вас с Дадашем поругался…
Мать останавливается с камнем в руках.
«Почему, говорит, я должен им помогать, если собственные дети им не помогают?» Так прямо и сказал. «У меня, говорит, у самого дел полно, почему это я должен за их детей работать?»
М а т ь. Что-то ты разболтался сегодня, помолчи немного. И впредь прошу — ни с кем разговоров о помощи не вести. (Тащит камень.)
О т е ц (огорченно). Странно, что у Дадаша такое представление о наших ребятах. Просто непонятно. Они нас очень любят.
А г а м е й т и. А я их не осуждаю. Кому охота в такую пору вкалывать!
О т е ц (матери). Я абсолютно уверен, что сегодня они приедут.
А г а м е й т и. Я что говорю? Я разве настаиваю? Может, и приедут. Я только считаю, что обижаться на них не надо, если не приедут.
М а т ь. Слушай! Я тебе сказала — помолчи! Это не твоего ума дело, обижаться нам или нет, как-нибудь сами разберемся. Если ты уж такой большой специалист по воспитанию детей, надо было своих заиметь.
А г а м е й т и (вздохнув). Рассердилась… Вечно я лезу не в свои дела.
О т е ц (громко). И все же я уверен, что они сегодня приедут.
Сперва он, а за ним невольно и мать смотрят в глубину сцены, откуда начинает приближаться городская квартира Эльдара, постоянно вытесняя дачу, которая теперь на втором плане. Мать продолжает таскать камни. Отец варит обед.
Э л ь д а р (преодолевая шум бритвы). Я ничего не слышу. Что? (Прислушиваясь к ответу из спальни.) Все равно не слышу. Говори внятно… (Усмехнувшись.) Нельзя беседовать и спать одновременно… Что? Давно пора… А хочешь, полежи еще, я схожу куплю что-нибудь поесть… Хотя нет, не успею… Мне надо поехать на дачу… Сегодня все там собираемся. Вся семья. Как в старые добрые времена. (Прислушивается.) Раньше очень… Сейчас тоже, но, к сожалению, реже видимся… Мать у меня великий человек. Отец тоже, конечно, но мать просто уникальная личность. Всю жизнь кого-то спасает. То отца, то меня, то соседскую жену… У меня? Называлось менее тяжкое телесное повреждение и обещало от двух до четырех лет тюрьмы… За что? Из-за одного идиота. Его так крепко били, что пришлось вмешаться… Мы учились вместе. Задира был страшный. Обидел ни за что ни про что людей, а они оказались суровыми ребятами… Мы с занятий с ним шли. Ну, и пришлось разделить его участь… Что?.. Да, наверное… Но я довольно часто делаю не то, что хотелось бы, а то, что должен сделать. Почему должен? (Усмехнувшись.) Ну, как тебе сказать? Так мне каждый раз кажется… (С еще большей иронией.) Ну, скажем, совесть подсказывает. Или какие-то обязательства вынуждают… А что это тебя так заинтересовало? Ты смотри, встала даже. (Улыбаясь, наблюдает за тем, что делается в спальне.)
В двери, смешно кутаясь в длинную пижамную куртку Эльдара, появляется В а л я.
И глазки разгорелись… Какое слово привлекло твое замутненное сном внимание — тюрьма или телесное повреждение?
В а л я (сонно улыбаясь, обнимает его). И то, и другое… Ты брейся и рассказывай, а я посижу рядом. (Усаживается на спинку кресла.)
Э л ь д а р (отложив бритву). Про что?
В а л я. Про тюрьму.
Э л ь д а р (шутливо качает головой). Какой вдруг интерес к моим словам! Обычно и не заставишь слушать.
В а л я. Неправда. Я всегда тебя с интересом слушаю. (Целует его в макушку.) Расскажи про тюрьму, это жутко интересно.
Э л ь д а р. А телесные повреждения?
В а л я. Тоже.
Э л ь д а р. А вычислительная техника, которой ты собираешься посвятить свою жизнь?
В а л я. Муть.
Э л ь д а р. Ты же способный человек.
В а л я. Не начинай с утра. Давай про тюрьму… Знаешь, о чем я думала, когда лежала, а ты брился?
Э л ь д а р. Нет, не знаю.
В а л я. Придумывала какой-нибудь верный способ удержать тебя навсегда.
Э л ь д а р. Придумала?
В а л я. Хорошо бы, конечно, если бы ты был похуже…
Э л ь д а р. Внешностью?
В а л я. Хотя бы…
Э л ь д а р. Будь я похуже, ты бы просто не обратила на меня внимание.
В а л я. Ничего ты не понимаешь. Внешность мужчины не имеет для меня никакого значения.