«И мне не нужно оправдываться перед тобой». Но я делаю это. Я перечисляю перечень дел, чтобы доказать состоятельность, словно он может всё отобрать, если не смогу убедить его в своей компетентности.
— Многовато для кого-то, кому только недавно исполнилось восемнадцать.
Когда стало известно о болезни отца, многие стали размышлять, как восемнадцатилетняя девушка сможет взять на себя семейное наследие. Мэр Порту во время телевизионного интервью предположил, что я могу найти подходящего мужа для помощи. Никто и бровью не повёл, когда он сказал это, хотя подозреваю, что мать перевернулась в гробу.
— Я тоже слышала сплетни. Но не стоит волноваться обо мне. Я в состоянии позаботиться о себе.
Антонио ничего не говорит, поправляя нижнюю часть галстука, чтобы она не помялась, ниспадая на пряжку ремня, но когда он поднимает взгляд, я вижу недоумение в его глазах. Кажется, это самая нелепая вещь, которую он слышал за весь день... или за всю жизнь.
Хотя он не совсем ошибается, его самоуверенность вызывает у меня желание кричать.
Когда другие приходили, желая купить виноградники, они хотя бы делали вид, что проявляют ко мне хоть каплю уважения. Говорили вежливо и приносили шикарные пирожные, цветы и шёлковые платки, чтобы добиться расположения. Хантсмэн принёс уничижительное отношение.
— Сколько поступило запросов о недвижимости?
Я улыбаюсь ему крошечной, наглой улыбкой.
— Я думала, это дружеский визит?
Он смотрит на меня, как родитель предупреждающе смотрит на капризного ребенка, прежде чем наказать его. Но сейчас я слишком раздражена, чтобы подстраиваться под него, хотя не сомневаюсь, что Антонио с радостью накажет меня, если продолжу в том же духе.
— Так и есть, — коротко отвечает он с раздутыми ноздрями. — Я просто поддерживаю беседу. И пытаюсь понять, под каким давлением ты находишься.
«Чтобы ты мог вмешаться, как какой-то герой, и предложить купить виноградники за бесценок».
— К чему это? — требую я. В вопросе больше решительности, чем вежливости.
Его челюсть дёргается, и тишина становится напряжённой. Антонио больше не выглядит забавляющимся. Учитывая его неподвижный взгляд, мне следует больше нервничать, но досадить ему – ещё одна победа для меня. Она почти так же хороша, как предыдущая.
— У меня складывается ощущение, что ты не доверяешь мне, Даниэла.
Он произносит это так тихо, почти не нарушая тишины.
Доверие. Такое весомое слово. Я сижу около минуты, может, двух, обдумывая это.
— Стоит ли мне доверять тебе? — наконец, спрашиваю я.
Слова слетают с губ и звучат мягко, но неуверенно. Они звучат искренне, без намёка на сарказм, словно я действительно хочу довериться ему.
В глубине души я желаю, чтобы кто-то с его силой и знаниями стал моим наставником. Это выше моих сил. Но неважно, что он говорит, и как отчаянно я нуждаюсь в человеке вроде него подле меня. Я никогда ему не доверюсь. Ни за что.
Антонио поджимает губы, пока они не исчезают.
«Стоит ли мне доверять тебе?» Мой нелепый вопрос витает в воздухе, пока я судорожно ищу способ вернуть его обратно.
— Я здесь не ради виноделен и виноградников. ― Его тон непреклонен, но уверенность доведена до совершенства. — Мне не нравится, когда мои мотивы ставят под сомнение, или когда приходится повторяться.
Антонио буравит меня яростным взглядом, сверля им, пока мне не становится ясно, что он видит больше, чем должен, больше, чем мне бы хотелось. Я так растеряна, что отвожу взгляд. Бестактный и неосмотрительный ход. Теперь Антонио точно знает, как мне некомфортно. Как некомфортно мне из-за него.
— Я хотел проведать тебя, — продолжает он рассудительным тоном, утратив всю резкость. — Но нет. Ты не должна мне доверять. Я тот, кем ты меня видишь. Возможно, даже хуже.
9
Даниэла
Меня бросает в дрожь, когда по комнате проносится озноб, и я потираю руки, чтобы согреться.
«Ты не должна мне доверять. Я тот, кем ты меня видишь. Возможно, даже хуже».
Что за человек говорит такое о себе без зазрения совести и извинений? Никто так бы не сказал.
Его лицо почти нечитаемое, как у опытного игрока в покер, который выжидает время. Хотя я не чувствую, что Антонио ведет со мной игру. Не насчёт этого. Думаю, он имел в виду именно то, что сказал.
Я тихонько выдыхаю. Это беспощадное признание поражает, но странным образом откровенная честность обезоруживает. Как и всё остальное в нём бросает меня в дрожь, выводя из равновесия.