Ведь фургона в его распоряжении больше нет.
Как оказалось, в жизнь воплотился кошмарный, третий сценарий. Метте поехала прямо в управление и с синим пакетом исчезла за стеклянными дверьми. Ка Седович доложил обо всем Бертилю.
Магнуссон стал размышлять о том, чтобы исчезнуть. Покинуть страну. Сыграть в «Нильса Вента». Но быстро отбросил эту мысль. Он знал, что такой план не сработает.
Он хорошо понимал, к чему все идет. Это лишь вопрос времени.
Бертиль припарковал «ягуар» у виллы, сразу поднялся на террасу, сел и зажег сигариллу. Летняя ночь выдалась теплой и ясной, вода мерцала. С Бокхольма доносились поющие голоса. Линн была неподалеку — на одном, как она сама выразилась, невыносимо скучном дамском ужине с особами, называвшими себя «Стоксундс Щультюг». Собрание одиноких домохозяек, которые занимались благотворительностью и продажей улучшенного варианта посуды Tupperware. Линн мало что с ними объединяло. В действительности — только адрес. Но поскольку Бертиль сообщил, что будет вести деловые переговоры и, скорее всего, поздно вернется, она пошла на ужин. Нарядная. И красивая.
Бертиль сидел и думал о ней. Как она отреагирует. О ее глазах. Как она посмотрит на него и как он будет справляться с унижением. И тут он подумал о причине всего этого. О людях в управлении, которые сейчас слушают запись, где он недвусмысленно признает свою причастность к убийству. И не только причастность — он его инициировал. Бертиль Магнуссон.
Но какой у него был выбор? На кону стояло существование предприятия! И он выбрал другой путь, не тот, который предложил Нильс Вент. Катастрофически неверный путь, как оказалось сейчас.
Когда Бертиль шел за непочатой бутылкой виски к шкафу-бару, он видел перед собой каждый заголовок, слышал каждый вопрос недоумевающих журналистов со всего света — и знал, что не сможет на них ответить. Ни на один.
Он запятнан убийством.
Приглушенный свет слабо освещал худенькую, белую, свисавшую из-под одеяла руку. Написанные на ней буквы «KF» почти стерлись. Аке лежал в постели, без сознания, под наркозом, с торчащими отовсюду шлангами. Оветте сидела на стуле поодаль и плакала, не шевелясь. Оплакивала все, что шло не так, все время, всю жизнь. Она даже о своем ребенке не смогла позаботиться. Маленький Аке… Теперь он лежал и ворочался от боли, а она ничем не могла помочь. Оветте даже не знала, как его пожалеть. Она ничего не знала. Как так получилось? Она не могла сваливать все на Джеки. Все-таки Оветте была взрослым свободным человеком, который сделал свой выбор. Но насколько она была свободна? Когда ее в первый раз выкинули из «Ред Вельвет», она получила небольшую компенсацию. На пособие по безработице Андерссон рассчитывать не могла, так как все эти годы работала нелегально. Она находилась вне этой системы. Потом работала уборщицей. Эта роль не пришлась ей по душе, и сама работа давалась плохо. Через несколько лет Оветте вернулась к тому, что, как она знала, у нее получалось хорошо.
Торговля телом.
Но к тому моменту она успела постареть и потерять привлекательность, даже на этом рынке. К тому же из-за Аке Оветте не хотела приводить клиентов домой. Ее ждала улица. Панель. Задние сиденья, задние дворы и гаражи. Самый низ.
Женщина смотрела на Аке, на приглушенный свет и слышала тихое журчание в трубках. «Если бы у тебя был папа, — думала она. — Настоящий папа, как у твоих друзей. Тот, кто мог бы поддержать. Но у тебя его нет. Твой папа не знает о тебе».
Оветте сглотнула застрявший в горле комок и услышала скрип двери. Она обернулась и в щелке увидела Хорька с футбольным мячом в руках. Оветте встала и подошла к нему.
— Давай выйдем, — шепнула она.
Оветте отвела Хорька подальше по коридору. Она хотела курить и заранее присмотрела для этого маленький балкон со стеклянной дверью. Там она зажгла золотой «Бленд» и взглянула на мяч.
— Его подписал Златан.
Хорек показал подпись, которую при желании можно было принять за почерк Златана. Оветте улыбнулась и похлопала друга по руке:
— Спасибо за то, что тебе не все равно. Таких людей мало; ты знаешь, что такое…
Хорек знал. Так сложилась жизнь. В положении Веты можно только подавлять боль, чтобы выжить. Остается не так много места для переживаний за других людей.
— Все, я завязываю, — сказала Оветте.
— Завязываешь?
— С панелью.
Хорек взглянул на нее и увидел, что настроена она серьезно. Здесь и сейчас.
В другом конце коридора показались женщина-врач и двое полицейских, ответственных за УБ-расследование. Техники только что сообщили им: человеческих останков в сгоревшем фургоне не обнаружено. «По крайней мере, Стилтон жив», — подумал Форс. Это известие он принял с неожиданным для самого себя облегчением. Теперь полицейские хотели поговорить с Аке Андерссоном. Стилтон упомянул его имя, рассказывая о боях в клетках и о собственном избиении. Они хотели знать, не даст ли мальчик наводку на преступников. Возможно, те же люди стояли за убийством Веры и за фильмами на Trashkick.