— Ну и что? Зажмем хвост между ног и уйдем? — Юрий фыркнул. — Говоришь как слабак. Нашему отцу было бы стыдно…
— Да пошел ты! — сказал я, оборвав его, когда ярость захлестнула меня. Заставив себя успокоиться, я покачал головой. — Слушай, с позором я могу справиться. Но твоя смерть? Это то, чему я не желаю быть свидетелем. — Отпустив его руку, я взял руку Клары и тоже вырвал ее из рук Юрия. Притянув ее к себе и заметив, как она слегка вздрогнула, я задумался о том, какие еще синяки она прячет под этой кофтой. Оглянувшись на брата, я дал ему обещание, которое собирался сдержать. — Я не говорю, что мы отпустим Николая. Поверь, мы заставим его заплатить, но сделаем это так, чтобы никто, кроме тех, кто этого заслуживает, не пострадал.
Юрий выглядел неубежденным, его кулаки по-прежнему были сжаты по бокам.
— Мама хотела бы, чтобы мы взяли паузу и все обдумали, — сказал я.
Это не было ложью. Мать постоянно внушала нам, что нельзя срываться с места по собственной прихоти. Она никогда не признавалась, что, возможно, мой отец поступил именно так, и это стоило ему жизни. Всплыло еще одно воспоминание, и я снова сел, повернув Клару к себе лицом.
— Расскажи нам еще раз, что он сказал о своем кузене.
— Николай назвал его Лукой, а застрелил он его потому, что тот сделал ему замечание, что Николай… ну, вы понимаете. Я думаю, что это был первый раз, когда Николая проверяли, и когда его двоюродный брат высмеял его, сказав, что он не настоящий мужчина…
— Николай застрелил его и выставил все так, будто его двоюродный брат покончил жизнь самоубийством, попав в ДТП, — закончил я за нее. — Он не мог убить сына Григория Петрова и остаться безнаказанным.
Это было не очень красиво, но зато заполнило несколько пробелов, которые я обнаружил, изучая обстоятельства аварии. Например, почему отец шел по редко используемой дороге так далеко от своей работы и нашей квартиры? Как могли остаться такие глубокие синяки, если смерть остановила бы его кровь? Какова вероятность того, что член братвы покончил с собой в знак сожаления о том, что в рядах русской братвы считалось скорее обрядом посвящения, чем преступлением? Этого легко избежать, если в руки нужных людей попадет достаточное количество рублей. Николай сделал все возможное, чтобы его двоюродного брата считали каким-то слабаком, трусом, покончившим с собой. Вдруг начало вырисовываться начало плана.
— Я должна идти, — сказала Клара, и вместе с ее словами исчезли и обрывки плана.
— Только через мой труп, — сказал я, крепче сжав руки Клары.
— Я должна, — сказала Клара, вырываясь, хотя это стоило ей боли. — Если я не сделаю этого… если он узнает, что я тебе что-то рассказала, он первым делом причинит вред бабушке. — Когда я открыл рот, настала ее очередь покачать головой. — Ты знаешь, что я права, Алек. Я лучше сама умру, чем позволю этому случиться.
— Блядь, — сказал я, понимая, что она права, хотя от этого легче не становилось.
— Все в порядке, — мягко сказала она. — Не так уж плохо, если я его послушаюсь. Он приглашает меня куда-нибудь поесть, и там будут и люди. Что-то вроде того, чтобы показать меня перед тем, как мы поедем в Нью-Йорк на шоу.
Мысли проносились в моей голове, и я успел ухватить одну из них, прежде чем она пронеслась мимо. — Подожди… как Николай вообще узнал, где ты?
Клара отвела взгляд, впервые после того, как рассказала правду, и в голове снова зазвенели тревожные колокольчики.
— Черт… это ведь мы виноваты, да?
— Наша вина? С чего ты взял, что это наша вина? — грубо спросил Юрий.
Не сводя глаз с Клары, я изложил то, что стало кристально ясным в моей голове. — Клара успешно скрывалась в течение четырех лет… до того дня, когда я привел ее в компанию. И когда после первого же выступления ты согласился с тем, что она — главный материал, кто позвонил? — Понимание убрало гнев с его лица, когда его взгляд также переместился на Клару.
— Комитет… из Нью-Йорка.
— Именно, — сказал я. — А Николай — большой меценат нью-йоркского балета, поэтому Джейсон Максвелл не мог дождаться момента, когда сможет рассказать, что именно он ответственен за возвращение некогда любимой балерины Николая на Бродвей.
— Я не очень понимаю, почему, — сказала Клара так тихо, что я сомневался, что вообще ее услышал, но, очевидно, Юрий не испытывал таких же трудностей.
— Я понимаю, — сказал Юрий. — Ты даже не представляешь, какое ты сокровище, Клара, — вот что меня до сих пор удивляет. Если бы мы оставили тебя в покое… если бы я не заставлял тебя давать все эти интервью, возможно, Николай был бы удовлетворен, зная, что он, может быть, и потерял тебя, но ценой того, что ты потеряла то, для чего была рождена.