— Но это же гей-клуб.
— Я просто должна пойти. Ты ведь идёшь, правда?
— Конечно. Но я дружу с менеджером, Кэлом Голдбергом.
— И с Эриком Рэдферном, — добавила она. — Не отрицай, я знаю, что этот красавчик-плейбой тебя содержит. Так что не отрицай.
Ноэль не мог не рассмеяться над её формулировкой. Прямо выдержка из светской колонки. Если б Мирелла знала хотя бы половину… И она хочет пойти на вечеринку, вот уж безумие. На миг Ноэль задумался, не было ли у неё других мотивов, чтобы прийти сюда. Потом сказал себе: нет, на что бы ни была способна Мирелла, а способна она на многое, она всегда придерживается этики — этого требовало её эго.
— Но зачем? — снова спросил он.
— Затем, что я всем сказала, что пойду. И затем, что… — она выдала список людей, которые, как она читала, будут на вечеринке. — Вот за этим. Кстати, а правда, что там будет Тэдди Кеннеди?
— Сомневаюсь.
Она совсем отчаялась.
— Я должна пойти, Ноэль.
— Знаменитости просто поболтаются там полчаса, попозируют, — попытался отговорить её он, — а потом это будет самый обычный гей-клуб. Тебе там будет не по себе. Тебе не понравится.
— Обязательно понравится! Мы войдём, и я сразу отойду, и даже не кивну тебе на вечеринке, если мы столкнёмся, — она уже умоляла. — Я больше никогда ни о чём тебя не попрошу. — Потом начала торговаться: — Я перестану ругать твой проект. Я напишу положительную рецензию, когда он выйдет.
— Ты это серьёзно, да?
— Как никогда в жизни.
— Но это же просто вечеринка, Мирелла, — ещё раз попытался возразитьон.
Он смотрел на эту привлекательную умную успешную модную женщину, коллегу, профессиональную соперницу, некогда любовницу, потенциальную жену — и видел только девочку, которую не позвали на праздник.
— Ты не сможешь пойти со мной. Меня пригласили на обед, который устраивают до того, как соберётся толпа.
Каждое слово было словно крохотный удар по её немалому эго, он ясно это видел.
— Ладно, — сказала она, выбираясь из подушек, понизив голос, и хотя Ноэлю эти интонации были незнакомы, он инстинктивно понял их значение: она пытается с честью принять поражение, — ты имеешь полное право так поступить.
Она расправила юбку, пытаясь выглядеть трагично и величаво, словно актриса из экранизации какой-нибудь древнегреческой пьесы.
Ноэль спустился с подоконника, подошёл к двери и открыл замок.
— Я внесу твоё имя в список, — сказал он.
— Ты чудо! — она подпрыгнула, целуя его в щёку. Как могла бы поцеловать свояченица, подумал он. — А на двоих можешь сделать?
— Почему нет?
— Только сразу, — заторопилась она. — Вечеринка пятого, уже послезавтра.
— Пятого?
Разве это не последняя неделя плана, расписанного Лумисом? Время, когда должно сработать оружие?
— Я позвоню, — пообещал он, закрывая за ней дверь.
Где же Присцилла? И где эта чёртова кассета?
9
На следующий день к десяти утра все растения были доставлены и развешены по предназначенным им местам. Звонков на автоответчике не было. Когда Ноэль проверил почтовый ящик в вестибюле, кассеты там тоже не оказалось.
Он позвонил Присцилле Вега, выслушал больше дюжины гудков и решил ещё раз съездить к ней домой. Возможно, ей показалось, что её телефон тоже прослушивают.
Как и всегда в последние четыре дня, он высматривал, не появится ли парочка знакомых громил. Ноэль подозревал, что им уже дали расчёт, отправив обратно туда, где нашли. Но всё-таки…
На звонок в дверь никто не ответил. Когда в боковом окне второго этажа появилась голова, Ноэль спросил про миссис Вегу. В ответ ему только пожали плечами и быстро задёрнули занавеску.
Он решил подождать в небольшой закусочной на ближайшем углу, откуда открывался удобный вид на парадный подъезд кирпичного особняка. Столик у окна был свободен, и Ноэль занял его. Не зная, сколько ему предстоит тут просидеть, он заказал завтрак.
Он захватил с собой блокнот и долго в подробностях расчерчивал устроенный в квартире ремонт. Сразу после ухода Миреллы он задался собственными вопросами по поводу внезапной страсти к обновлению обстановки. Он знал, что просто нашёл чем себя занять; он делал что-то, что даже не упоминалось в том проклятом отчёте. Вот в чём соль.
Но была и другая причина. Он чувствовал, что это занятие было единственным, что он мог сейчас контролировать. О книге невозможно было и думать. Работая с Эриком в «Витрине», он оказался бы к нему слишком близко, и это могло быть небезопасно. После той провальной попытки соблазнения Эрик неуловимо к нему переменился. Возможно, он по-прежнему боялся Ноэля, но ему как будто требовалось, чтобы Ноэль зашёл так далеко и попробовал к нему подкатиться — и теперь, когда это произошло, Эрик испытывал что-то вроде удовлетворения, даже облегчения и, возможно, ещё и триумфа. Кроме того, в последние дни он был так занят вечеринкой, что ни за что не стал бы тратить драгоценное время или силы на «негативные вибрации», как бы он их назвал.