- А вы постарайтесь не ломать себе шею, мадам. Сделайте нам удовольствие, - рявкнул герцог. – Серж! Никаких отговорок не принимать!
Де Жуайез снова взглянул на супругу и пошел прочь. Кажется, он впервые по-настоящему рассердился на нее. Но и она впервые осмелилась почти открыто перечить ему.
Скриб рассеянно смотрел в спину герцогу, но едва тот скрылся, обратил свой взгляд к герцогине. И вновь почувствовал привычный уже холод в душе. И бешено колотящееся где-то в горле сердце.
Весь этот месяц, холодный, удушливый месяц он постепенно сходил с ума, чувствуя, что увязает в этом все больше. Едва ли не каждую ночь он стоял в коридоре башни герцогини, ожидая, когда герцог отправится к своей супруге. А потом едва ли не лез на стену, ощущая, что душа его горит огнем. Если же этого не происходило, то он сам как-то оказывался под ее окнами. Перебирая струны своего дульцимера, нередко там же, под окнами, он встречал рассветы. В дневное же время почти бесстыдно следил за нею, изображая всего лишь музыканта, желавшего развлечь ее музыкой. И испытывал в том, чтобы видеть ее, потребность, соизмеримую с жаждой в жаркий день. Что произошло с ним в тот миг, когда он увидел ее? Что происходит с ним теперь? Если бы он мог знать ответы… впрочем, знать их он не хотел.
- Идемте? – коротко сказал он, указав глазами на конюшню. – Выберем вам лошадку посмирнее.
Катрин, не желая выказать перед музыкантом своего страха, с высоко поднятой головой прошла к стойлам.
- Выбирайте любую, мне все равно, - бросила она, встав у стены подальше от животных.
Серж, наблюдая краем глаз за Ее Светлостью, прошел вдоль стойл конюшни, зная точно, какое животное ей подойдет для первого раза. Тандресс была молодой тихой лошадкой. Немного пугливой, но зато очень послушной. И изумительной красоты – белоснежной, в серебристое яблоко, с седой длинной гривой, заплетенной в косу, и удивительно глубокими глазами.
Серж снял с крюка на стене седло и принялся седлать ее, продолжая поглядывать на герцогиню и толком не понимая, что ей говорить. Столь недвусмысленное заявление герцога о целях этих уроков покоробило и смутило его. Но что она должна была чувствовать при этом?
Когда Тандресс была готова, он повернулся к соседнему стойлу, где стоял его Игнис – самый ценный подарок герцога, прекрасный гнедой скакун с черной отметиной на лбу.
Из-под полуопущенных ресниц, затаив дыхание, наблюдала Катрин за спорыми и уверенными движениями Скриба, на время позабыв, что ее ожидает, как только он закончит седлать лошадей. Серебристая лошадь была, видимо, предназначена ей, а гнедой жеребец… Даже Катрин, слабо разбирающаяся в лошадях, поняла всю его ценность. Не сдержавшись, она удивленно спросила:
- Его Светлость позволяет вам брать этого коня?
- Он мой, - легко ответил Скриб. – Его зовут Игнис.
- Ваш? Но…откуда он у вас? – еще больше удивилась Катрин.
- Подарок Его Светлости.
- Щедрые подарки делает Его Светлость своим слугам, - чуть пожав плечами, сказала герцогиня де Жуайез, направившись к выходу из конюшни.
Серж замер, глядя на нее и чувствуя, как по лицу расползается дурацкая улыбка. Она, в самом деле, считала его слугой! Самым обыкновенным настоящим слугой! Не больше! Стало быть, герцог ничего не сказал ей о том, что он его воспитанник и родственник! От этого сделалось и смешно, и горько. Ведь в том была правда – места своего в этом доме у него не было. То ли слуга, то ли названный сын, то ли гость… Что ж, теперь это место, наконец, определилось. Прозвучало впервые – из ее уст. Потому что в действительности у него не было никаких прав, и всю свою жизнь он, трубадур Скриб, зависел от воли прочих.
И все-таки ему было смешно. Никогда прежде ему не было так смешно.
Он взял под уздцы обеих лошадей и проследовал за Катрин во двор.
- Вы когда-нибудь ездили верхом? – спросил он, широко улыбаясь.
- Н… нет, - чуть запнувшись, ответила Катрин, заставляя себя без опаски взглянуть на лошадь и пытаясь оттянуть время, спросила: – Как ее зовут?
- Тандресс. Его Светлость привез ее из Фландрии в прошлую весну. Еще жеребенком. Но остался ею недоволен – не увидел в ней норова. Ему нравится объезжать их.
В словах Сержа герцогине послышалось что-то совсем другое, то, что граничило с дерзостью. Сердито сдвинув брови, она сделала вид, что рассматривает Тандресс, которая была красива и вела себя, и вправду, очень смирно. Наконец, Катрин взглянула на трубадура.
- Коль Его Светлость велел вам учить меня, так начинайте!
Серж перекинул поводья обоих животных через сучья частокола.
И уже в следующее мгновение подхватил Ее Светлость на руки – разумеется, чтобы усадить ее на лошадь. И вот теперь, держа ее на руках, он не хотел прекращать невольного мимолетного объятия. Но не успела она всерьез рассердиться или испугаться, как уже сидела в седле.
- Вставьте ступни в стремена, - сказал Серж, надеясь, что его голос звучит достаточно беззаботно.
Герцогиня молча сделала, как сказал ей Скриб, и напряженно смотрела в одну точку прямо перед собой. Неожиданно оказавшись в его руках, теперь она гнала от себя чувство, что он по-прежнему держит ее. Сколько еще будет таких уроков?
- В следующий раз я бы желала, чтобы вы показали мне, как я смогу сама сесть на лошадь, - проговорила Катрин.
- В следующий раз покажу. Сперва я хочу, чтобы вы перестали ее бояться.
- Я ее не боюсь!
Серж не повел и бровью. Вместо этого он снял повод с частокола и подал его герцогине, продолжая пытливо смотреть на нее.
- Превосходно, Ваша Светлость. В таком случае держите поводья. Крепко держите.
Катрин сглотнула. Ее злила странная затея герцога, еще сильнее ее злил пристальный взгляд трубадура. Судорожно вцепившись в повод, она повернула лицо к своему учителю и посмотрела куда-то мимо него.
- Что дальше?
Серж погладил Тандресс по крупу. Потом торопливо отвел Игниса от частокола и сел верхом.
- Троньте ногами ее круп, немного, не сильно. Она понятливая. Чуть дерните поводья. Команды знаете? Но! Смотрите.
Он сделал ровно то, что сказал и чуть причмокнул губами. Игнис неторопливым шагом направился вдоль частокола.
- Если вам нужно повернуть направо – отведите повод влево. Если налево – наоборот.
Кивнув, Ее Светлость все в точности повторила за Сержем. Когда Тандресс медленно тронулась, Катрин беспокойно глянула вниз. К горлу поднялась тошнота. Все же сумев поднять голову, герцогиня теперь смотрела вперед, на дорогу, по которой спокойно вышагивала ее лошадка. С поводом она ничего делать не рискнула и молилась о том, чтобы Скрибу не взбрело в голову куда-либо поворачивать. Уже одно то, что она сидит на этом животном, было слишком для Катрин.