Как она и ожидала, Беллатор уже не спал, читая донесения при свете неяркой свечи. Марти невольно отметила, что свечка чадила, порой даже потрескивая. Брат стал экономить даже на свечах? А она-то шикует, пользуя дорогие свечи. Надо заказать для себя что попроще, оставив хорошие только в комнате Роланда.
Завидев сестру, Беллатор оторвался от бумаг и устало ей улыбнулся.
– Как дела? – его голос звучал хрипловато, и Марти пронзило острое сочувствие.
– Ты не ложился спать? – она заметила серые тени у него под глазами и нездоровый цвет лица, хотя малый свет единственной свечи и делал их почти незаметными.
– Поспал немного, – уклончиво ответил он и спросил, нахмурившись: – Ты носишь кинжал? Что случилось?
Она небрежно повела плечами.
– Сейчас все вооружились, вот и я последовала их примеру. Ты же помнишь, этот кинжал подарил мне Сильвер. Как-то спокойнее при оружии.
Нахмуренный лоб Беллатора разгладился.
– Да, время суровое. Но как мой сынок? Мне даже не удается с ним поиграть. Не состыкуемся мы во времени. Когда у меня выпадает свободная минутка, он непременно спит, и наоборот, – печально пошутил обездоленный отец.
– У него все хорошо. После того, как его полечила Амирель, он ничем не болеет, – заверила его сестра и принялась пересказывать все те мелкие проказы, что совершал шустрый племянник.
Беллатор улыбнулся уже светлее. Позвонив в колокольчик, Марти попросила лакея принести перекусить. Тот ушел, а она тревожно осведомилась у брата:
– Ты не против, Беллатор? А то я распоряжаюсь тут, как у себя.
Он несколько удивился:
– Что ты, я рад твоей заботе, ведь больше обо мне заботиться некому. Все мои секретари заняты и тоже, как я, спят урывками. Подозреваю, и поесть забывают.
Лакей принес еду на позолоченном подносе. Оставив его на столе, он по распоряжению Марти удалился. Она сняла с блюд позолоченные крышки и смущенно сморщила нос.
– Ооо? – поразился Беллатор, заглянув в кастрюльку. – Это что? Каша?
– Это моя вина, – покаялась Марти. – Я вчера велела нашему повару готовить для матерей с детьми кашу. Но в отместку он решил кормить ею всех.
– Невероятно! – рассмеялся Беллатор. – Это самый лучший способ разогнать надоевших прихлебателей. Вот еще бы нечто столь же простое наш великолепный повар готовил и на обед, и на ужин.
– Я говорила ему о необходимости экономить, – задумчиво произнесла Марти, беря в руки ложку. – Может быть, он учтет мои пожелания?
Попробовав кашу, осталась довольна:
– Очень хорошо. Каша на молоке, с маслом и медом, очень вкусная. Надо будет его поблагодарить. Надеюсь, нам положили ее из общего котла.
Беллатор уверил ее:
– Конечно. За то время, что лакей прошел туда-сюда, никто бы для нас отдельно кашу сварить не успел.
– Сварить-то нет, но вот сдобрить ее маслом и медом – вполне, – уточнила она.
К каше прилагались свежие булочки с ветчиной, но на этом все. Марти осталась довольна, но Беллатор перекусил бы еще, и это при том, что сестра отдала ему все булочки.
– Тебе не снятся сны? – внезапно спросил он, нервно сжимая салфетку.
Составляя пустую посуду обратно на поднос, она нервно вздрогнула. Это не укрылось от ее проницательного брата.
– Значит, снятся, – вздохнул он. – Они не связаны с Рубеном?
Марти отрицательно махнула головой. Говорить, что связаны они с Роландом, не собиралась. К чему нагнетать и без того невыносимую тревожность?
– А мне вот уже несколько раз снилась смерть нашего шебутного братца. Может быть, запретить ему участвовать в охране столицы?
Она тяжко вздохнула.
– И чего ты этим добьешься? Он никого не слушает. Не станешь же ты его связывать? Можно, конечно, его запереть, но не думаю, чтоб его нрав от этого улучшился. Он найдет способ сбежать и все равно поступит по-своему. Ты же знаешь, он очень самоуверенный.
– Самовлюбленный он и на редкость пустоголовый, – Беллатор сердито пристукнул кулаком по палисандровой столешнице. – Образумить его мне не удалось.
– И не удастся, – уверила его Мартита. – Рубен считает дураками всех вокруг, а себя, наоборот, очень умным. Как это делала и моя мать, увы. Я не осуждаю ее, у нее была очень непростая жизнь, но походить на нее не хочу.
Беллатор вспомнил виденную им в придорожной таверне ублажающую пьяных мужиков Зинеллу и с сочувствием посмотрел на сестру. Об этом ей знать нельзя, это настоящий позор. И для чего отец вздумал наказать опаивающую его любовницу подобным образом, не думая о последствиях? Ладно, если Зинеллы нет в живых, и она не сможет вспомнить свою прежнюю жизнь. А если вспомнит? Он-то скандалов не боялся, но вот на репутации сестры это сказалось бы самым ужасающим образом.