Я вижу Костика, сидящего ко входу спиной, а через мгновение понимаю, что он — не один. С ним в випе еще двое мужчин, причем, судя по виду, значительно старше его.
Это что еще такое?
Накрывает понимание, что я неправильно истолковала мотивы Костика. Явно он мне предложение не планирует делать при посторонних. Только если это — не музыканты какие-нибудь. Хотя, вряд ли… На музыкантов сидящие и молча рассматривающие меня мужчины похожи меньше всего.
Я мельком отмечаю тяжелые взгляды и крепкие фигуры, после чего переключаюсь на поднявшегося ко мне жениха.
И вскрикиваю от ужаса: половина лица у Костика заклеена пластырями! Одного глаза не видно, а второй, с огромной гематомой под ним, заплыл и слезится.
— Что с тобой? — позабыв о посторонних, я торопливо иду к Костику, — ты опять дрался?
— Эм-м-м… Малыш… Ничего страшного… — говорит он с трудом, словно кашу во рту жует, и мне становится еще страшней. Ему в больницу надо!
— Как это, ничего страшного? Ты был в больнице? Кто это сделал с тобой? В полицию ходил?
Позади раздается едва слышный смешок, я разворачиваюсь и смотрю на мужчин. И начинаю кое-что понимать.
— Что здесь происходит?
Теперь я уже обращаюсь к ним, потому что они явно имеют отношение к происходящему.
Мужчины переглядываются.
— Хорошая, — говорит один из них, и мне становится не по себе от этого спокойного, малоэмоционального тона.
И жуткого, заинтересованного взгляда.
— Малыш… — говорит Костик, и я поворачиваюсь к нему снова, — выслушай меня… Мне нужно, чтоб ты кое-что сделала.
— Что? — я все еще в ступоре от его внешнего вида, от явно сгустившейся атмосферы в этом роскошном кабинете. Ощущаю взгляды мужчин, словно прикосновения. Очень не по себе становится.
— Малыш, помнишь, я тебе говорил про подработку… Так вот, у меня не получилось, и теперь я… Должен…
Я ослышалась сейчас?
Всматриваюсь в его лицо и понимаю: нет, не ослышалась. Не ослышалась!
— Ты снова? — неверяще уточняю я, — ты играл, что ли? Опять?
— Малыш, — начинает торопливо говорить Костик, — там был верняк! Я столько сил вложил, чтоб на эту игру попасть! Я должен был выиграть!
— Ушам не верю… — я обессиленно падаю на стул, уже не думая о том, как это выглядит со стороны, и что наш отвратительный разговор слышат посторонние… Хотя, какие они посторонние? Если я все правильно понимаю… — Мы же говорили об этом… Ты обещал! Обещал! — мой голос срывается, вскидываю взгляд на понуро сидящего Костика, — ты клялся!
— Малыш…
Я не хочу его слушать больше. И смотреть не хочу в его сторону. Боже… Я думала, что все уже позади!
Костик играть начал год назад. Сначала по мелочи, потом крупнее и крупнее. Когда он проиграл все наши общие сбережения, то пришел ко мне с повинной. И мы решили этот вопрос. Я думала, что решили. Костик прошел терапию, я специально занимала на это деньги. Игромания — это болезнь, а я любила своего жениха. И верила ему.
Костик вылечился, его родители так и не узнали ничего, как и мои, собственно. Для всех Костик был золотым парнем, умничкой и трудягой.
И так оно, собственно, и было. До сегодняшнего дня…
Боже…
Что делать теперь?
Конечно, у меня есть кое-какие деньги…
Я выдыхаю, поднимаю взгляд на молча наблюдающих за этой позорной сценой мужчин.
Внимательно осматриваю их и только теперь понимаю, насколько они непростые, и как сильно Костик, похоже, вляпался в этот раз…
5. Дана. Опасные кредиторы
Когда я в кабинет зашла, то, в первую очередь обратила внимание на тяжелые, словно бетонные, взгляды обоих мужчин, и их крепкие, плечистые фигуры.
А сейчас, более пристально осматривая их, понимаю, что первое впечатление было еще мягким.
Тут, как в жутком фильме ужасов, чем дальше, тем страшнее.
Мужчины, сидящие за столом в ленивых, свободных позах хозяев жизни, очень и очень непростые.
Один, здоровенный небритый громила с плечами размером с эту столешницу, наверно, и мощными лапами борца, одет в свободную белую футболку. Она отлично подчеркивает смуглость кожи и синюю вязь татуировок на ней. Я машинально отмечаю, что татуировки вообще не похожи на те, которыми любят украшать себя спортсмены и просто любители показать свою крутизну. Эти рисунки явно не в тату-салоне делались…
Он усмехается, а глаза, на контрасте, вообще не улыбаются, жесткие глаза у него, черные до жути. Страшные. Он похож на огромного хищного зверя, обманчиво спокойного. И непонятно, в какой момент это спокойствие превратится в ярость, а ты из наблюдателя — в жертву.