- Фу, какая мерзость, – поморщился Мукуро, совсем не обидевшись на то, что ему в который раз не поверили. – Не вешай на меня голубой ярлык, женщина.
- Еще раз назови меня так, и голубой ярлык тебе гарантирован.
Мукуро рассмеялся и отложил в сторону планшет, на котором рубился в какую-то стрелялку.
- Не обижайся, мам, я же не со зла.
Почему-то Алауди совсем не возражал против такого неприглядного для мужчины прозвища. Мукуро иногда казалось, что он даже откровенно от этого тащится. И это была отнюдь не единственная странность этого мужика.
- Сегодня никуда не собираешься? – спросил Алауди, уже выходя из комнаты.
- Да, буду сидеть дома, как примерный сынок и ждать, когда папа соблаговолит меня выслушать и поверить.
- Тогда тебе придется просидеть здесь целую вечность. Потому что меня история не впечатлила.
- А как же лавры Стефани Майер? –оскорбился Мукуро.
Алауди хмыкнул и скрылся за дверью. Удаляющихся шагов за ним не последовало – Алауди всегда исчезал, будто растворяясь в воздухе. Даже жутковато.
Мукуро передернуло. Он быстро набрал номер своего любимого братишки и приложил к уху телефон, снова беря в руки планшет.
- Алло, рыба моя, что ж так слабо, а? –пропел он в трубку, открывая приложение. – Тридцать один балл –пфф, слабовато.
- Не понимаю, о чем ты, – скучающий голос Тсуны прямо намекал о том, что он занят приготовлением нового зловещего плана. Ну, или он просто делает уроки.
- Можешь не волноваться, шпрота души моей, диктофон я не включаю. Не особо жалую нечестные методы борьбы. Черт, –его пристрелили.
- Я не боюсь тебя, ведь я чист и невинен как слеза младенца.
- Такая же чистая, как у ребенка, игравшегося с углем и размазывающего сопли по лицу грязными кулаками. Твою налево, что это за хмырь? – его снова прикончили.
- Ты о «Дечимо»? – усмехнулся в трубку Тсуна. Мукуро снова помер, на этот раз подорвавшись на гранате, услужливо подкинутой пресловутым Дечимо.
- А, так это ты, килька? – Мукуро спрятался в окопе и осторожно огляделся. Дечимо поблизости не было.
- Я, – коротко ответил Тсуна, и Мукуро хлопнули из снайперской винтовки. – Я победил, – его голос выражал крайнее удовлетворение. – Запомни, тебе меня не обыграть, – сейчас он вряд ли говорил об игре. Мукуро хмыкнул и тут же увидел, как Дечимо свалил какой-то игрок в камуфляжном костюме. – Ах… - выдохнул в трубку Тсуна и сбросил вызов.
Мукуро глянул на список погибших. Напротив Дечимо стоял ник «Клауд». Затрезвонил мобильник, высвечивая на экране номер Кена, и Мукуро вновь зажал трубку между ухом и плечом. Тсуна пытался в игре завалить своего убийцу, потеряв всякий интерес к Мукуро. Нашел новую игрушку. Печаль-тоска.
- Ты кинул меня, – холодно произнес Кен.
- Прости, мне нужно было поплакать о моей безвозвратно утраченной девственности.
- Не поздновато схватился? – хохотнул приятель. Он ехал в автомобиле, был слышен звук тихо шуршащих по асфальту колес. – Твою тачку нашли?
- Куда денутся? Конечно, нашли. Только мне от этого ни жарко, ни холодно.
- Конфисковали?
- Ага. С восстановлением прав через пару лет, но я надеюсь на амнистию.
- Ха-ха, у меня тоже самое. Домашний арест и бла-бла-бла… Вот, только в магазин отпустили съездить.
- И что же тебе так срочно нужно?
- Не представляешь, я умру, если срочно не куплю себе новый костюм, – Кен расхохотался в трубку. – Просто… смотри, куда едешь, дибилоид! – заорал он внезапно и фыркнул. – Тьфу ты. Короче, я еду в клуб. У меня тридцать штук, -предки издеваются, я даже брюки одни на них не куплю, - подъезжай, если захочешь выйти из угла, – он снова на кого-то закричал и бросил трубку.
Мукуро вздохнул, когда его снова застрелили, и свернул окно. Отложив оба аппарата, он потянулся и поднялся, уныло оглядываясь. Нечего делать. Может и впрямь рвануть на тусу? На карточке лимит в восемьдесят тысяч, хватит на сегодня. Он быстро влез в одежду и угрем выскользнул из спальни, воровато озираясь и передвигаясь на цыпочках.
- Уже уходишь?
Алауди! Мукуро, обязанный привыкнуть уже к этому полтергейсту, испуганно подскочил и на рефлексе выкинул вперед кулак. Алауди легко уклонился, перехватывая его руку и вывернул ее, заставляя Мукуро опуститься на колени.
- Прости, реакция на угрозу, – с наслаждением произнес он. В его голосе не было ни нотки сожаления. – Так куда ты собрался? – руку он отпускать, видимо, не собирался.
- Мама, мне больно. Я погуляю на улице, пожалуйста? Меня ждут в песочнице, –Мукуро кривился от боли, но делал вид, что ему кайфово.
Алауди медленно освободил его запястье от своих пальцев и поправил сбившийся галстук. Мукуро потер руку, недовольно поглядывая на него снизу вверх, и встал на ноги, на всякий случай держась подальше.
- И все?
- Могу сломать тебе ногу, если так хочется, – пожал плечами Алауди, деловито отряхивая пиджак от несуществующих пылинок.
- Спасибо, обойдусь, – поспешно открестился от такого предложения Мукуро. - Так… я иду наружу? Ты отпускаешь меня?
- Если скажу, что только до одиннадцати и возле дома, ты же не послушаешь, да?
Мукуро развел руками.
- Скажу Деймону, что ты сладко спишь в своей кроватке. Постарайся не пить то дерьмо, что пил в прошлый раз.
Алауди был бы хорошей мамой.
- Лопаточку и грабли не одолжишь?
- Денег не получишь, – быстро ответил Алауди и усмехнулся.
Нет. Алауди – плохая мама. На восемьдесят штук не погуляешь, он об этом знает и специально отпустил, чтобы поиздеваться.
Мукуро тяжко вздохнул и поплелся к лестнице. Возле комнаты Тсуны он остановился. За дверью тишина – может, его там нет? Этот слизняк постоянно его доводит, деньги тырит с его карты, значит, если Мукуро позаимствует у него некоторое количество наличных, он не так уж обидится.
Спальню Тсуна выбирал себе сам: небольшую, квадратную, ничем неприметную. Односпальная кровать у окна, заваленный книгами стол, ноутбук на полу у постели и платяной шкаф в углу – все, что помещалось в комнате. И все такое же: светлое, примитивное и неброское, как их хозяин. Копилка в виде здоровой пучеглазой башки стояла тут же, на полке над столом.
- Неплохо. – одобрил Мукуро, вытаскивая свернутые банкноты. Жизнь продолжается, йе.
Лежащий на столе телефон вдруг задребезжал, не издавая и звука, а потом замер. На тускло светящемся экране высветилось уведомление о новом сообщении. Любопытство и уважение к личной жизни боролись недолго: победило любопытство. Впрочем, как и всегда.
«Если ты думаешь, что я буду ждать тебя вечность, то глубоко ошибаешься. Пять минут – и я уйду без тебя.»
Как интересно. У маленького ушлепка появилась девушка? Мукуро ухмыльнулся и принялся самозабвенно строчить ответную СМС. Пришлось пустить в ход всю тяжелую артиллерию, благо воображение и извращенный ум здорово способствовали этому.
- Что ты делаешь? – увлекшийся сочинением любовной баллады, Мукуро и не заметил, как в спальню ворвался запыхавшийся Тсуна, на ходу натягивающий футболку. Он быстро подскочил к нему и вырвал из его рук мобильный, но Мукуро успел нажать на кнопку «отправить». Тсуна пробежался по отправленному тексту и чем больше он читал, тем сильнее округлялись его глаза, а лицо вытягивалось.
- И к чему это ты сделал? – он поднял на него взгляд, в котором плескался целое пламя ярости. Еще чуть-чуть, и у него загорится голова.
- А к чему ты вечно терроризируешь меня? Считай, что в некотором роде мы квиты.
Тсуна кивнул и что-то быстро настрочил в телефоне. Ответ пришел незамедлительно, и, судя по хмурому выражению, Тсуне он не понравился.
- Мне жаль тебя, Мукуро. – наконец сказал он, садясь за свой стол.
- Жаль меня? Не воображай, это ты у нас отрепье с улицы.
- У тебя нет цели. Нет ничего, ради чего хотелось бы бороться. Только одним этим я лучше тебя. – он безмятежно посмотрел на Мукуро. Тоскливый, мечтательный взгляд.
Он был похож на тихого сумасшедшего –человека, одержимого чем-то глобальным, но вряд ли способного причинить какой-либо существенный вред. Такие глаза не могут быть у семнадцатилетнего подростка, это взгляд взрослого человека, прекрасно знающего то, чего он хочет в этой жизни. Он действительно верил в то, что говорил, в то, что он лучше, а это раздражало. Все сказанное казалось Мукуро полной чушью, бредом, очередной попыткой запудрить мозги, скрыть свое лицо за новой маской. Естественно он знал, чего хочет, у него была цель – пусть простая, но была. Наслаждаться жизнью, брать от нее все и плевать на всех с высокой колокольни – вот чего он хотел.