Я почувствовала слабость в ногах. Неужели он говорил о Ленхарде?
— Я, признаюсь, в этом слаб, поэтому пришел только чтобы расшатать твою стену… Остальное дело Аэмона. Эй, Алиса, ты меня слушаешь? Ты обещала.
— Я слушаю, — собственный голос показался мне чужим.
— Хорошо. Я, извини, отвлекся. Все это лирика, но теперь слушай очень внимательно. Ни Сит, ни Аэмон не оставят тебя в покое, пока у тебя есть осколки. Я советую тебе позволить Аэмону их забрать. Он обещал сделать это максимально осторожно. Он не будет дурить тебе голову, как Сит, просто заберет осколки, и больше ты о нем не услышишь. Ему плевать на тебя, у него более глобальные цели. Насчет Ситри не уверен — мне кажется, он хочет твою душу, и не оставит тебя, пока ты не заключишь с ним договор или не сделаешь еще какую-нибудь глупость. Сейчас я уйду, а ты подумай как следует. Завтра я приду за ответом.
Он поднялся на ноги и улыбнулся.
— И, Алиса… Усвой одну важную вещь. Хороших демонов не существует. Зато есть те, кто предлагает более выгодные сделки, — Шемхазай отвесил издевательский поклон. — Надеюсь, ты сделаешь правильный выбор.
После этих слов он исчез. Я еще с четверть часа стояла на месте, разглядывая комнату, но в ней больше не было ни одного намека на присутствие демона.
10
Снова уснуть мне не удалось. Впрочем, я и не пыталась. До самого утра то смотрела в одну точку, то бесцельно бродила по квартире. Хотелось плакать, но слез не было. Все внутри окаменело, каждый вдох и выдох отдавался болью.
Несколько раз сердце делало робкие попытки ухватиться за мысль, что Шемхазай солгал. К счастью, хватало мозгов его урезонить. Участившиеся видения из жизни Люсьена, беспокойства и недомолвки Сита — все встало на свои места. Какими бы мотивами он ни руководствовался, про осколки ничего не сказал. Просто продолжал складывать их в меня, как в пустую коробку. И раз он не счел нужным сообщить об этом, значит, скорее всего, слова о том, как я дорога для него, объятия и поцелуи — всего-навсего умелая уловка, чтобы держать меня в узде. Сохранить осколки, помочь расправиться с модусом и Аэмоном — действительно, очень удобно, хранилище и оружие в одном лице.
Мысль о предательстве ранила, как соль, брошенная Лазарем на мои ладони. Желание заплакать сменилось желанием умереть, все вокруг показалось таким темным и безысходным, что я подумала — может, Шемхазай просто заговаривал мне зубы, пока кто-то забирал осколки? Но нет, потом темнота поблекла, вместо нее пришла апатия.
Я выключила будильник, сообщивший, что пора собираться на работу, машинально приняла душ, выпила кружку кофе, не почувствовав его вкуса. И лишь когда вышла на улицу, вдруг ощутила страх. А если придет Сит? Он сразу заметит, что что-то не так, и я с удовольствием поверю в любую его ложь, потому что любовь к нему и не думала меркнуть. Мне хотелось видеть его, хотелось быть с ним. Пообещай он в обмен на мою душу лгать до конца дней, что всегда любил меня — и я бы могла согласиться.
Чудовищное напряжение не оставляло всю дорогу. Я вздрагивала от любого повышенного голоса, от любого случайного толчка. Дыхание то и дело сбивалось. Кондуктор даже спросила меня, все ли в порядке. Я молча кивнула — на большее не хватило. Но она продолжала посматривать в мою сторону обеспокоенным взглядом.
У крыльца магазина что-то заставило меня обернуться. На другой стороне улицы стоял Шемхазай, в обычном своем обличье. Он помахал мне рукой. Я отвернулась и взбежала по ступеням.
— Ты сегодня сама не своя, — высказалась Вика всего через пять минут рабочего времени. — Что случилось?
— Да так, личное, — коротко ответила я и отправилась искать работу. Что угодно, только бы занять себя.
Как назло, девчонки из другой смены полностью разложили товар и навели образцовый порядок. Покупателей не было. Пользуясь их отсутствием, я сунулась в подсобку и начала поудобнее расставлять коробки. Некоторые были переполнены, и когда я дернула одну из таких, пара книг упала. Чтобы их достать, пришлось потрудиться и сдвинуть в сторону целый ряд коробок. К моему удивлению, за ним оказались не только упавшие книги, но и чья-то сумка. Я дернула молнию. В ней тоже оказались книги.
Те самые, в пропаже которых меня так упорно обвиняли.