Вскоре сквозь них я начал различать дрожащие огоньки свечей, в обилии расставленных вокруг ритуального круга. Я принялся всматриваться в них, стараясь отрешиться от всего и расслабиться, как и было сказано. Но вот мысли никак не желали покидать голову. С большим трудом я прогнал глупости, однако на смену им пришли мысли более умные, о планах на будущее и возможных действиях во время следующей встречи с убийцами Троицы.
Почему в культуре сиин никогда не было места медитации ни у магов, ни у старейшин? Та же Айрэ при всей своей мудрости никогда не рассказывала мне о таких методах успокоения и приведения мыслей в порядок. Да и нужно ли это сиин, которые без того предпочитают забивать голову не размышлениями, а нотами.
Нотами, точно. Лиир — это и есть наша медитация. В мире сиинтри просто не бывает тишины. Прямо сейчас я слышу сердцебиение и дыхание всех учениц Лакомки и ее самой. Магистресса сбила мне восприятие запахов, а закрыв глаза, я отключил зрение. Но сиин воспринимают мир через слух.
Я медленно открыл глаза и улыбнулся. Лакомка посмотрела на меня сначала недовольно, а потом вдруг просияла:
— Ты что-то понял?
— Да. В моем народе уже есть подобная практика. Я не нарушу ритуал, если здесь будет играть хаани?
— Играть что?
Призвав слово силы, я вытащил из него Равноденствие, и на мельхиоровых гранях инструмента заиграли отблески свечей. Не услышав возражений, я коснулся первой ноты, зарождая несложный ритм, что вскоре перерастет в новую мелодию, которая вберет в себя все тревоги и унесет их прочь.
Холодная поверхность металлического барабана отозвалась нежной чередой звуков, берущей свое начало где-то в глубоко в сердце. Музыка полилась мощным потоком. Нечто похожее на то, что я играл в самом начале своего пути, спускаясь в клетке с храма безбожников в Геотерму. Но теперь мои навыки игры были во много раз выше, а руки окрепли и привыкли к быстрому ритму и независимым друг от друга касаниям к хаани.
Лакомке больше не потребовалось говорить ничего. Пространство вокруг меня исчезло само, глаза закрылись, а мысли уплыли прочь, гонимые течением лиир. Я полностью погрузился в музыку, растворился в ней, уже не обращая внимания и почти не замечая направленных в мою сторону взглядов. Но я знал, что на лицах собравшихся чародеек сейчас было замешательство.
Однако это не помешало магистрессе. Пусть ее мой способ вхождения в транс и удивил, сбить с намеченного плана не смог, и сквозь мелодию хаани до меня донеслись ее слова:
— Думай о Хаосе. Вспомни чувства, что он у тебя вызывал в разное время, но постарайся не погружаться в них, а наблюдать отстраненно, будто со стороны. Гнев — лишь одно из многих проявлений стихии. В истинном хаосе находится место всему.
Гнев? О да, во мне полно гнева. На чертовых ворон, на судьбу, на мерзкую стихию и снова на ворон. Как и в прежнем видении, я почувствовал острый укол ярости с жаждой действия. Встать, послать все в бездну, взять отряд каменных крошек и пойти наводить свои порядки в вороньих гнездах. Ненавижу ворон.
А еще, я ненавижу сиинтри, что позволяют с собой так поступать. Ведь даже сейчас нас, вымирающих, больше, чем весь их погрязший в деградации клан. И хаос даст мне для этого силы. Тем более, что пустота — это и его враг. Проклятой стихии плевать, что поглощать.
И еще, все это ложь.
На самом деле я ненавижу себя, за свою слабость и нерешительность. Живя в Геотерме, я с детства мечтал о свержении власти жирующих от безнаказанности крылатых, подбивал других на мятеж. Но почему я не зашел дальше? Скольким сорами я лично предъявил за их преступления? В конце концов, я мог сдохнуть, пытаясь. Но сдохнуть воином, не смирившимся с участью раба, что дрожит при мыслях о вороньей ротации. Пусть даже не за себя, но ведь жребий может пасть на любого из твоих близких.
Направление мелодии сменилось, став более хищным, и лиир ускорился. Я почувствовал, что Лакомка снова что-то говорит, давая наставления, но уже не мог разобрать слов. Музыка заполнила собой всё, вытесняя лишние звуки.
Нерешительное трепетное ничтожество, держащееся за пустые догматы, вместо того, чтобы взять все необходимое силой!
Мысль была настолько чуждой, и столь давно подавляемой, что я сразу догадался о главном — ритуал магистрессы сработал.
Пространство перед глазами обратилось бесконечной черной пустотой. Я чувствовал под ногами опору, но не видел ничего, кроме тьмы. Мелодия хаани продолжала литься нескончаемым потоком, только теперь я не понимал ее источник. Больше я не ощущал ни рук, ни собственного тела, словно зависший над землей шарик сознания.