И в то же время вопросов остается все еще слишком много в истории с этими существами. И вот еще один:
— А твой папа ничего не говорил, почему они так странно называются? И почему они так сильны?
— Разве странный? У лапок тоже в имени много цифр точек и палок.
Ну да, это Рин и сама уже заметила. Высокий уровень и странное имя. Разница была только в одном:
— Кстати, а почему я не вижу стихию у лапок?
С губ Тары едва не сорвалось новое сомнение в умственных способностях архонки, она даже сложила их в букву «д», но потом просто вздохнула и махнула рукой, видимо окончательно смирившись, что заказчица у нее не великого разума.
— Потому, что лапки умные. Ну, полуумные…
— Полуразумные.
— Я же так и сказала. Ты видишь их уровень, потому что лапки сами так хотят.
— Зачем?
— Белозвезд считает, что увидев уровень враг испугается и не станет на них нападать. О, смотри, вот и наша труба!
Тара была рада съехать со скользкой темы и не смотря на свой возраст, уже научилась переводить неприятные разговоры в иное русло.
Во тьме внутренней и тьме наружной, не зная радости и отчаянно желая лишь выжить, нашли они, отверженные всеми, родину, что нельзя было у них отнять, ибо не имел их новый дом земли. Был он заключен между грязью тела и грязью духа и стал зваться слепцами миром клеток а глупцами, брошенной темницей. Безумие верить и в то и в это. Ибо среди металла и ветра нашли они истинную свободу.
Рин окончательно прекратила считать трубы — трубами. Теперь это был сплошной светящийся ковер люминориса, постепенно сменявшегося слабо фосфоресцирующей бирюзовой травой. Сиинтри бы здесь понравилось.
Вместе с Тарой они вышли к крутому и очень узкому спуску вниз, к раскинувшемуся там разрушенному городу. Хотя после всего увиденного архонка уже не могла называть это городом. И руинами — тоже. Это был некий новый вид местности, искусственный каменный лес, такой же таинственный и непонятный, как все Подземье. Кто сказал, что Доминион чем-то отличается от любой иной части этого мира?
Казалось, что она и не покидала окрестности Хвостатого рынка, вокруг которого в таких же руинах пребывало запустение и относительная безопасность. Но как можно чувствовать себя в безопасности, после всего увиденного? Даже если однажды она вернет себе каким-то чудом божественные силы, все равно вряд ли она сможет спокойно спать по ночам, зная, что вот такой вот похититель имен может постучаться и к ней в божественном плане, и она ничего, вообще ничего не сможет ему противопоставить. Она, бог, пусть и слабенького аспекта Света.
— Ты все это что, наизусть помнишь? — задала Рин вопрос, чтобы отвлечься от неприятных мыслей. Толку в них никакого, а негатив всегда за собой тащит себе подобное. Не зря говорят, что беда в одиночку не ходит.
— Помню, конечно, — улыбнулась проводница. — Легенду о сотворении мира клеток знает каждый его житель.
— А много вас, жителей клеток?
— Не очень. Чтобы стать частью мира клеток, нужно найти и подчинить свою Клетку.
— Подчинить? Я думала, речь идет о настоящих клетках. Ну, как в тюрьме.
— О них и речь. Если поймаешь клетку, то даже ты сможешь стать одной из нас, — в голосе Тары звучала издевка. — Правда, ненадолго.
— Почему?
— Дура? — вопрос искренне удивил проводницу. — Тебя же грязнокровки или крысолюды поймают, и снасильничают. А после сдадут в бордель.
— Точно, как я могла забыть, — тяжело вздохнула Рин. — И как же мы тогда попадем в мир клеток?
— Ну, я еще не до конца придумала, но у меня есть один план. Мы вымажем тебя в грязи, надядим в лохмотья и сойдешь за мерла.
— Кого?
— Ну, грезекровку. Нижника. Что непонятного?
— Это клан незуми, я правильно понимаю? Ну, крысолюдей.
— Я знаю кто такие незу! — фыркнула Тара. — Грязяне или нижники, это те, кто живут внизу. Ну, или мерлы, так их кличут тут. Жители днища, в общем.
Рин не старалась запоминать подробности крысиного быта, полагая что больше их пути с незу не пересекутся, но вроде бы нижниками звали крыс из клана Черного Солнца? Может ли быть так, что сюда явились те самые крысолюди из Разорванного домена?
— А как давно там появились незуми?
— Сколько я себя помню, — гордо пожала плечами девочка, словно была умудренным опытом старцем.
— Значит, лет десять, — с хитринкой в глазах закинула удочку Рин.
— Мне 11. Папа говорит, что часть моих жизненных сил ест чёртик, поэтому я расту медленнее.
Архонка вновь помрачнела. Мысль о том, что заключать контракты с демонами детям — точно не нормальная практика, не покидала ее разум. В чужой монастырь со своим уставом не ходят, это верно, но… дилемма. Впрочем, пока что вмешаться и что-либо изменить она все равно не может. Разве что вернет однажды свою силу или в новой форме встанет не меньше чем магистром одного из здешних доменов.
Остаток пути Тара рассказывала про тех самых мерлов. Архонка справедливо сочла, что сейчас они — главное препятствие на пути к выполнению задания ворона. Повествование вышло ожидаемо мрачным и на редкость отвратным, но весьма познавательным.
До этого момента Рин, да и Сайрис, хотя ему уж точно следовало, не задумывался о том, что случается с наследием неудачливых попаданцев. Опустим тех, кто получает звериное имя и уходит дальше по социальной лестнице Доминиона. Многие так и остаются иномирцами в шкурах иномирцев. Множество эльфов, гномов, орков и людей с душами жителей далекого мира, откуда был родом ворон.
Часть несчастных, конечно же, погибала — от рук монстров, пустотников, сектантов или опьяневших от безнаказанности именных учеников. Те же, кто выживал, обычно шел одним из двух возможных путей в новой жизни.
Первый — сжать зубы и до последнего отказываться сдаваться. Многие из таких находили путь к личному могуществу и бессмертию. Решали идти дорогой прокачки уровней и не желали мириться с судьбой обывателя.
В Мельхиоре способов продлить молодость, как и во всяком уважающем себя магическом мире было предостаточно. Нужно только поставить себе правильную цель. Вот только бессмертные безымянные столкнулись с другой бедой. Тара не вдавалась в подробности, поскольку ее отец не сильно интересовался этим вопросом. Обронила лишь странный термин «угасание» и что-то об одержимости.
Но не все находили в себе силы сражаться, не имея надежды что-либо изменить. Многие рано или поздно сдавались, обживалась здесь, обзаводилась семьями, состаривались и умирали, оставляя детей, зачастую полукровок, ибо расовые различия физических тел их волновали мало. У их детей появлялись свои дети, и так далее. И у таких детей во втором-третьем поколении при рождении было звериное имя.
И вот здесь сердце архонки кольнула игла интуиции.
— Тогда почему Ректор и его магистры не защищают безымянных, ведь это потенциально тысячи именных в будущем.
— Персов, — поправила Тара. — Будет много персов, как я.
— Персов? Это тоже какое-то племя?
— Персы — это местные именные, а учениками делают лишь именных попаданцев. Тех, чья душа изначально не принадлежала великому отцу.
— А-а, — архонка запустила пятерню в волосы, ероша прическу. — Зачем так сложно? В чем разница между персами и именными попаданцами? Только в том, были они призваны или родились тут?
— У Ректора можешь спросить, почему ему нужны только иномирцы. Про мерлов рассказывать?
Вот на счет этого вида все было предельно просто. По сути, мерлы были отбраковкой с обоих описанных выше путей. Те, кто в итоге основали свои семьи здесь, в большинстве своем через несколько поколений становились теми самыми персами — полукровками, детьми попаданцев.
Основой же для будущих мерлов стали те из попаданцев, что не пожелали ни мирной жизни, но и собой побоялись рисковать в сражениях. Живя разбоем, беспорядочным развратом и деградируя в кровосмешении, они собрали в себе подлость людей, надменность эльфов, грубость орков и жадность гномов. Все худшее от иномирных рас. А со временем они окончательно деградировали и породнились с гоблинами и низшими кастами среди незу, с которыми даже отсупники и изгнанники крысолюдей не желали иметь дел.