А у меня внутри будто что-то оторвалось.
- Вечно он лезет, куда не следует, - рыкнул Артур. - Алиса, теперь я просто обязан вас проводить, дабы во избежание…, - дальше я не слушала.
Мой взгляд неотрывно следил за исчезающим между створками лифта мужчиной.
Что в нем такого, заставляющего не замечать, когда смотришь вскользь, и не позволяющего оторваться стоит один раз увидеть?
Такое со мной впервые случилось и я не находила никакого объяснения происходящему.
Локоть опалило чужое прикосновение. Одернула руку, как от огня.
- Я сама.
Недовольство Артура можно было пощупать.
- Тогда до встречи, милая Алиса, - услышала в ответ. - Помните, вы обещали.
Из гостиницы до дома я буквально бежала, боясь, что по пути произойдет что-то из ряда вон выходящее.
Глава 3
- Сатурион, ты выполнил мое приказание? - зеркало отразило его величество в полный рост.
Будь Повелитель в исконной форме, Сатурион увидел бы только шипастую морду с огромными злыми красными глазами. Все остальное не поместилось бы в рамку при всем желании. Дракон в боевой ипостаси значительно превосходил размеры шкафа.
Опять Вертур Третий позволил себе пренебречь безопасностью, не только своею, но и всего государства. Дурман плескался за радужками человеческих глаз и был виден даже через подернутую дымкой зеркальную гладь.
Сатурион сжал кулаки, гася внутренний гнев. С каждым разом это становилось делать все сложнее и сложнее. В его понимании Повелитель это надежда и опора всего народа, не только драконьего, но и рода человеческого, что жили бок о бок с двух ипостасными. Так было испокон веков. Так должно было быть и сейчас. Но что-то сломалось на стыке веков, и все пошло не так. Драконы перестали были быть теми, на кого молились и перед кем склоняли голову. Тлен и разврат проник в умы и пылающие сердца. Не обошла мимо проказа и правящую семью, к которой принадлежал и сам Сатурион. Вертур Третий уже не молодой, но по-прежнему со сквозняком в голове, как в давние годы на заре молодости, все чаще и чаще предавался пороку, туманившему разум и заставляющему совершать необдуманные поступки. Как и в тот раз, когда он принял решение напасть на соседнее государство только потому, что на гербе горгулья держала скипетр в правой руке, а жезл в левой, а по мнению Вертура Третьего все должно было быть наоборот.
В той войне погибло много чистокровных драконов, еще больше людей. И все ради чего? Из-за дурной блажи Правителя, надышавшегося дурманящими парами?
Сатурион не понимал как Повелитель не чувствовал ответственности, что лежала на его плечах. Вертура Третьего больше интересовало удовлетворение собственных амбиций и желаний. Причем размер первых и вторых не зависел от венценосного статуса. Одновременно он мог желать сыграть в фанты на интерес, и в тоже же время захотеть совершить реформу, повысив налоговое бремя в стране.
В последний раз, когда Сатурион видел Повелителя, тому взбрело в голову пригласить предсказательницу.
Откуда достали преданные слуги его величества согбенную старушку без возраста и с седой головой придворных мало интересовало. А вот что она могла предложить в качестве развлечения знати, даже очень.
И женщина предсказывала. Кому на картах, другим на цедре апельсина. Третьи могли похвастать, что их будущее увидели на козьих шариках.
Никто не воспринимал всерьез произнесенные слова. Лишь дворцовый летописец скрупулезно записывал каждое слово старухи.
Сатурион не участвовал во всеобщем веселье, но был обязан присутствовать.
Обычно он сидел в дальнем углу и изучал бумаги, что остались не охваченными в течение долгого рабочего дня. А в этот раз по милости глупой злопамятной особы, не понимающей слово “нет”, оказался в центре внимания.
- Многоуважаемая Матильда, а погадайте как нашему Старшему советнику, а то он такой грустный, что зубы ноют, - и к Сатуриону подвели едва стоящую на ногах от усталости старушку.
Она долго смотрела на Сатуриона, жевала бескровные губы, щурилась и даже немного кривилась.
Однако не спешила радовать народ предсказаниями судьбы.
Сатурион ее не торопил. Он вовсе хотел, что его как можно быстрее избавили от всеобщего внимания. Шум и гам, издаваемые придворными, ему уже не мешали. Он привык абстрагироваться от препятствующих сосредоточению посторонних звуков.