Она долго смотрит на меня в полной тишине. На ней ярко-синий джемпер поверх юбки, и в кои-то веки она обута. На ее рукавах есть маленькие мазки белой краски. Мне хочется расцеловать ее щеки и крепко обнять.
— Это еще не решено, — говорит она наконец.
— С моей стороны — да. — Я встречаю ее взгляд улыбкой. — Ты приедешь на озеро в пятницу?
Она сужает глаза и поджимает губы. Моя улыбка не сходит с лица.
— Отлично! — восклицает она и, не говоря больше ни слова, вырывается.
— Я люблю тебя! — говорю я ей вслед.
В ответ — тишина. Затем она просовывает голову в дверь, все еще глядя на меня.
— Я тоже тебя люблю.
В последний день 13-го года обучения традиция Спиркреста — заканчивать год вечеринкой у озера за деревьями в северной части кампуса.
Погода, наконец-то смягчившаяся, кажется почти ностальгической: мягкое, прохладное солнце опускается за туманный фиолетовый горизонт. На песчаном берегу озера разведен костер. Остальные ученики 13-го года обучения сидят парами и группами на траве, на берегу или на деревянных причалах, разбросанных вокруг озера.
Рядом со мной сидит Эван, нервно покачивая ногой, его взгляд прикован к ближайшему причалу. Проследив за его взглядом, я замечаю Софи Саттон, его любимую префектку, с длинными каштановыми волосами, которая сидит, свесив ноги с причала, и делит бутылку шампанского со своими друзьями.
— Просто подойди к ней, — говорю я, толкая Эвана в большое плечо.
Он со вздохом отстраняет меня. — А что, если она не захочет меня видеть?
— Тогда она даст тебе знать. Саттон может быть черствой стервой, но она хотя бы честна.
— Кстати, о честности, — говорит Эван, наконец-то оторвав взгляд от своего дорогого префекта. — Слышал о твоей маленькой речи на художественной выставке.
— Не начинай, — говорю я, ложась обратно в траву и опираясь на локти.
— Почему меня не пригласили? — спрашивает он, пиная меня по лодыжке. — Я не должен был узнать о твоем грандиозном признании в любви от Зака и Якова.
— Я их тоже не приглашал, — уверяю я его. — Они просто вломились на вечеринку. Я должен был догадаться, что они будут смеяться надо мной за моей спиной.
— Никто из них не смеялся над тобой, — говорит Эван. — Даже Зак.
Его черты внезапно смягчаются, и на лице играет странная улыбка, смесь сожаления и веселья. — Оглядываясь назад, я чувствую себя так глупо. Беспокоиться о... беспокоиться о стольких глупостях. Разве сейчас ты не чувствуешь себя счастливее? Теперь, когда ты рассказал своей девушке о своих чувствах? Теперь, когда ты больше не прячешься?
— Я никогда не лгал, — пробормотал я, обеспокоенный нехарактерным для Эвана самоанализом.
Влюбленность, должно быть, действительно способна изменить человека, потому что Эван был бы последним, кого я мог бы представить размышляющим об ошибках своего пути. Его — или Луку, который сидит и смотрит на озеро через лицо, покрытое синяками.
Я оглядываю озеро, смотрю на людей, которые окружали меня последние семь лет моей жизни. Девушки, с которыми я спал и от которых отказывался, мальчики, которыми я командовал так же легко, как армией солдат. Все студенты, с которыми я никогда не проводил время, которых никогда не считал достойными своего времени.
Почему меня так волновало, что они обо мне подумают, как воспримут?
Возможно, Эван все-таки прав. Сейчас, оглядываясь назад, все это кажется глупым. Все кажется мелким, бессмысленным и скучным.
Я открываю рот, чтобы признаться ему в этом, но он вскакивает на ноги, сжимает кулаки, и на его лице появляется решимость воина, готового встретить страшного врага. — Верно. Я пойду поговорю с ней.
Я смеюсь. — Вперёд.
Он уходит, а я продолжаю искать в толпе. Анаис сказала, что будет здесь, и я уверен, что она не стала бы врать мне, что придет.
Наблюдая за тем, как Эван подкрадывается к своей отличнице, как Закари вступает в спор со своей ледяной королевой, я больше не испытываю смеха и презрения.
Я просто завидую. Я просто хочу, чтобы я тоже опозорился из-за своей девочки.
Mon trésor. Моя Анаис.