— Это реальная жизнь, нищая. Всегда есть победитель и проигравший.
— Я не нищая, — говорю я.
— Нет, ты права, не нищая. Ты наоборот, не так ли? Le trésor des Nishihara. Mon trésor, maintenant. 21
В его голосе звучит сарказм. Он наблюдает за мной с легкой ухмылкой, как бы ожидая моей реакции.
Я вздыхаю. — Хорошо. Я напишу твой портрет.
Его глаза расширяются, а ухмылка исчезает. — Правда?
— Угу. — Я киваю и мило улыбаюсь. — Я нарисую твой портрет в образе Roi Soleil.
Он поворачивается и хмуро смотрит на меня. — Людовика XIV?
— Да.
— Почему?
— Потому что ты мне его напоминаешь.
Он закатывает глаза и отворачивается. — Отвали.
Я одариваю его своей самой милой улыбкой. — Тебе не нравится Людовик XIV?
— Мне не нравится не Людовик XIV, trésor22 . Мне не нравишься ты.
Глава 12
Поцелуй
Анаис
Я просыпаюсь от неожиданности и удивленно сажусь. Не понимая, вопреки всему, я, видимо, заснула. Не могу сказать, как долго я спала, за окнами машины небо такое же мрачное и серое, как и перед тем, как я заснула.
Рядом со мной Северин освобождается от ремня безопасности. Оглянувшись, я понимаю, что мы остановились, припарковавшись за каким-то углом станции техобслуживания.
— Я не хотела засыпать, — говорю я, все еще немного ошарашенная и растерянная.
Северин ухмыляется. — Ты разговариваешь во сне, знаешь ли.
— Нет, не разговариваю.
— Говоришь. Ты бормочешь всякие вещи.
— Например?
— Например, мое имя. Снова и снова.
Я закатила глаза и расстегнула ремень безопасности. — Наверное, мне снился кошмар.
Мы выходим из машины, и я морщусь, разминая затекшие ноги. Воздух уже холоднее, чем когда мы покидали Спиркрест. Хотя дождя нет, его присутствие ощущается повсюду: в лужах, отражающих оранжевый свет фонарных столбов, в крошечных жемчужинах дождевых капель, свисающих с кончиков листьев, в запахе влажной травы и свежей грязи.
Мы расходимся, и когда я возвращаюсь к машине, Северин все еще не вернулся. Я пробираюсь сквозь деревья к краю небольшого пруда. За ним деревья становятся реже, и открывается вид на холмы и цитадели серых облаков.
Красивый вид. Присев на каменную скамейку у пруда, я подтягиваю под себя ноги и достаю из сумки этюдник и карандаш. Кончик карандаша скользит по странице, создавая очертания воды, травы, холмов и облаков.
Приближаются шаги, предвещая появление темного силуэта. Вместо того чтобы сказать что-то резкое или оскорбительное, Северин садится рядом со мной, потягивая ароматный черный кофе.
— Ты недавно разговаривала с родителями?
Я оборачиваюсь, нахмурившись. Не тот вопрос, которого я ожидала. — Нет, а что?
Северин не смотрит на меня. Его глаза направлены на пруд, но они немного стеклянны, как будто его взгляд обращен внутрь.
— Когда ты в последний раз с ними разговаривала? — задумчиво спрашивает он.
— Э-э... через несколько дней после моего приезда в Спиркрест? Давно это было.
У меня не хватает духу сказать ему, что мы с родителями почти не разговариваем. Это не то, что ему нужно знать. Это не то, что его должно волновать.
— Что они сказали? — спрашивает он.
— Ничего особенного. — Я пытаюсь вспомнить телефонный разговор, короткую беседу с мамой в перерыве между встречами. — Они спросили, все ли в порядке с перелетом, как я устроилась в Спиркресте, получила ли я свое расписание... ну и все такое.
— Они не спрашивали обо мне?
Я подавляю желание рассмеяться. — Нет. Они просто сказали, чтобы я попытался узнать тебя получше.
Он наконец-то поворачивается и смотрит на меня. Зеленый цвет его глаз кажется почти золотым в безлюдном дневном свете. Он смотрит на меня ищущим взглядом, в котором нет ни злости, ни обиды.
— Почему ты этого не сделала? — спросил он наконец. — Мы бы даже не встретились, если бы не та нелепая ночь в Cyprian.
— Я думала, что ты не хочешь этой помолвки, — честно отвечаю я. — Я подумала, что будет лучше оставить тебя в покое.
Он на секунду замолкает, но его глаза не отрываются от моих. Его красота странная. В ней есть какая-то уязвимая грань, что-то нежное и любовное. Завиток ресниц, слабая россыпь веснушек, лепестковая мягкость рта. Но есть в нем жестокость, и надменность. В его аристократическом носе, в наклоне бровей, в усмешке.
— Это немного грубо, ты не находишь? — говорит он высокопарным тоном.
Я пожимаю плечами. — Ты ведь тоже ко мне не подходил.
— Это другое дело.
— Почему? Почему для тебя должно быть одно правило, а для меня — другое?