Отец начал разговор со свойственной ему прямотой, вручив мне стакан виски и придвинув один к себе.
— Мы немного подумали над твоей просьбой разорвать помолвку с Анаис Нишихара.
Я не мог не расширить глаза. Это было последнее, что я ожидал от него услышать.
— Расторгать помолвку, потому что тебе нравится эта девушка, так же глупо, как и расторгать помолвку, потому что она тебе не нравится. — Глаза отца устремились на меня, не давая мне возможности отвести взгляд. — Пойми, Северин, ни твоя мать, ни я не хотим ставить под угрозу твое счастье ради этого союза. Однако мы также не хотим разрушать взаимовыгодное соглашение, основанное на капризах и эмоциях молодых людей. Поэтому мы просим вас о следующем: закончите учебный год и продолжайте заниматься тем, что осталось. Что бы ни происходило между тобой и Анаис, разберись с этим. Реши это. Не как гормональный, порывистый подросток, а как взрослый человек, которым ты сейчас являешься. А летом, если ты все еще беднль хотеть разорвать помолвку, снова обратись к нам. Не с полуобъяснениями и расплывчатыми эмоциями, а с четкими фактами, аргументами и причинами. Мы с матерью рассмотрим вашу просьбу и обсудим ее с Нишихара. Если ты приведешь достаточно убедительные доводы, то сможешь разорвать помолвку.
Спорить было не с чем, и я в задумчивости вернулся в свою комнату. Утром отец пожал мне руку, а мама обняла и поцеловала в щеку. Они оба пожелали мне удачи с заданиями и экзаменами.
Но всю обратную дорогу, и в лимузине, и в самолете, и по пути в Спиркрест, мое сердце было тяжелым, как камень в груди.
Я приезжаю после обеда и сразу же разбираю письма. Мой отец обязательно проверит, все ли я сделал, а я не хочу больше попадать в неприятности в этом году. Закончив, я возвращаюсь в здание для мальчиков шестого класса, чтобы распаковать свои вещи. Что касается моего письма с извинениями перед Анаис, то я рву его на кусочки и выбрасываю. Оно мне не понадобится. То, что я хочу сказать Анаис, можно сказать только вслух, при личной встрече — какой бы ужасающей ни была эта перспектива.
В групповом чате ходили разговоры о вечеринке по случаю возвращения: выпивка в честь окончания моего исключения. Но теперь, когда я здесь, у меня нет настроения праздновать. Я хочу увидеть одного человека и только одного человека, но мне придется набраться храбрости, прежде чем подойти к ней.
Откинувшись на спинку кровати, я открываю телефон и набираю цепочку сообщений с Анаис.
Ее лицо в крошечном кружочке — это фотография, которую я сделал по дороге в Шотландию, когда я обхватил ее за шею и поцеловал в щеку.
Мне нравится смотреть на ее лицо на этой фотографии. Ее легкое выражение удивления, ее красивый рот, округлившийся в беззвучном вздохе, ее широкие темные глаза. На ее лице появился легкий намек на румянец, и, когда я прижимаюсь губами к ее щеке, я чувствую ревность к себе прошлому.
Но, наверное, я ревную к каждой своей версии, которая когда-либо прикасалась к ней, целовала ее, доставляла ей удовольствие.
В мою дверь стучат, и на секунду я представляю, что это она. Бросив телефон, я скатываюсь с кровати и распахиваю дверь. Темные глаза и мрачное выражение лица встречают меня.
— Привет, — говорит Яков. — Куришь?
Он предлагает мне свою пачку сигарет. Одна уже болтается между его губами.
Я гримасничаю. — Не кури в моей комнате, чувак.
— Ладно.
Он пожимает плечами и показывает большой палец в направлении двери пожарного выхода. — Тогда выходи.
Он поворачивается, не дожидаясь моего согласия. Я следую за ним по коридору и прохожу через дверь пожарного выхода. Она ведет в заднюю часть здания, где стены увиты плющом и где узкая аллея ведет через рощу деревьев к библиотеке.
Яков останавливается перед дверью, стоя в луче света, отбрасываемого викторианским фонарным столбом. Он зажимает сигарету между губами и протягивает мне. Я качаю головой.
— Спасибо, все в порядке.
— Ты бросил?
— Это отвратительная привычка.
Яков ухмыляется, как волк. — Как и любовь.
Я наклоняю голову и смотрю, как он прикуривает сигарету, и внезапный яркий свет озаряет его лицо зловещей вспышкой.
— Ты теперь романтик, Яков?
Он пожимает плечами и делает глубокую затяжку. — У меня есть глаза.
— И что же, по-твоему, видят твои глаза, раз ты вдруг стал таким умным?
— Я понял, что тебе нравится эта девушка, как только увидел вас двоих в лондонском клубе, — говорит Яков.