Льешо встал поодаль от товарищей с ножом и копьем наготове. Поляну пронзил далекий вопль, за ним последовал еще один, захлебывающийся от отчаяния и ужаса. По телу молодых защитников прошла дрожь. Затем из леса прорвался конь с всадником, размахивающим топором. Льешо пригнулся и поднял копье, но тот уже выпадал из седла, пораженный стрелой Льинг в горло. Жеребец, выведенный для сражения на открытом поле, встал на дыбы от испуга, из ноздрей валил пар, глаза метались, полные страха. Хмиши потянулся к поводьям, но конь отбросил его в сторону и умчался в лес. Они еще некоторое время слышали отдаляющийся топот копыт и ржание.
Один за другим их начали атаковать солдаты Ю. Льешо подрезал пронесшуюся рядом лошадь и вонзил падающему всаднику нож в грудь. Каду выбила следующего из седла и размозжила ногой его горло, вскинув копье навстречу следующему врагу.
Льешо услышал воинственный крик медвежонка и бросил взгляд в центр просеки, где тот стоял с окровавленной мордой и кусками плоти, одежды и волос, свисавшими с когтей. Черные глаза-пуговки светились сумасшедшим блеском. Несколько оставленных в живых солдат бежали при виде свирепого зверя, сражающегося вместе с врагами, во главе которых, должно быть, маг. Их учили убивать людей. Только страх перед хозяином заставлял их сражаться с молодым колдуном и его фибской командой.
У них не хватало духа противостоять медведю, и они бежали не назад, чтобы доложить об обстановке своему хозяину, а в разных направлениях — лишь бы спастись от зверя. Выждав до нужного момента, Льешо выкрикнул приказ:
— По коням, мы уходим сейчас!
Юноша собрался сесть в свое седло, но рука скользнула по луке, оставив за собой мокрый красный след. Льешо нахмурился и стал искать источник крови.
— Льешо!
Юноша обернулся на зов Льинг: побледневшая девушка протягивала ему руку.
— Ты ранен, — сказала она и подбежала к нему.
Льешо и не заметил, как стрела вонзилась в его грудь. Слова Льинг доносились сквозь туман, вызванный адреналином и шоком: юноша почувствовал боль глубоко в груди.
— Льинг?..
Просека поплыла перед глазами, деревья скособочились. Что со мной? Льешо упал на колени, от толчка стрела послала боль по всему телу. Друзья окружили его. Льешо смотрел на них полными страха глазами.
— Перестаньте, — сказал он, — я не готов умереть с перерезанным горлом.
— Никто не собирается резать тебе горло, — резко ответила Льинг.
Юноша не заметил, что Каду стоит рядом, пока шевеление стрелы не привело его в чувства.
— Мы не можем вытащить ее прямо сейчас: ты истечешь кровью, пока мы найдем целителя.
Каду отломила древко на дюйм от места, где оно входило в тунику Льешо. Юноша пронзительно закричал. Часть его разума стояла рядом, покинув тело, и пыталась сообразить, что за животное добивают в лесу. Принц — вторая половина его — в агонии ответил сама себе. Умирает принц. Дневной свет померк, и он пытался не потерять сознание. Боль пульсировала, словно стрела была живым существом, пробуравливающим путь внутрь — сквозь мускулы и кость.
— Господин Ю или его слуги наверняка недалеко от своих разведчиков. Если они не вернутся, он пошлет более многочисленное войско, — сказала Каду, и Льешо понял, что значение ее слов — ехать или умереть.
— Мы отправляемся, — прошептал юноша, — помогите мне.
Льинг и Хмиши подняли юношу, затем просунули его ногу в стремя. Он сам перекинул вторую, которую зафиксировала Каду.
Когда юноша был усажен, она сманила Маленького Братца с орехового дерева, но не посадила его на повязку, а сняла шляпку и плащ, чтобы он не отличался от прыгавших по лесу диких обезьян.
— Найди отца, — велела она, обвязав его тонкой ленточкой, — передай ему послание.
Она попыталась оторвать обезьянку от плеча и поместить на низкую ветку укромного дерева, но Маленький Братец крепко держал ее за шею. Каду глубоко вздохнула, но высвободилась от хватки обезьяны и прощебетала что-то на странном языке, которым пользовались только они.
— Льешо ранен, — пробормотала она, — найди отца, приведи его.
На этот раз Маленький Братец прыгнул на дерево, вереща обезьяньи проклятия. Друзья видели, как он перебирался с ветки одного дерева на другое, его вопли сливались с ответами диких родичей, встречавших и сразу же провожавших его в путь.
Льешо всмотрелся в гущу леса. Деревья наплывали друг на друга темными пятнами, пот заливал глаза. Что-то манило его вдаль, прочь от окружающего мира. Он хотел видеть медвежонка, предупредившего их об опасности, но у него не было на это сил, а у друзей не осталось времени искать детеныша.
Каду взяла поводья и вывела их из просеки. Спустя некоторое время, когда лагерь остался позади и их окружали лишь низенькие деревья, юноше послышался голос животного, доносящегося из подлеска. Юноша не мог разглядеть ничего, кроме редкого колебания ветки в безветренном воздухе. Постепенно его зрение стало отображать лишь сумеречный серый тоннель, вдоль которого он шел целую вечность. В конце концов он почувствовал, как погружается во тьму, и позвал старого учителя, Льека. Интересно, сколько человеческого перешло в мозг медвежонка и насколько изменила министра дикая сущность животного. В просеке им был нужен свирепый медведь, но сейчас, когда его жизнь ослабевала вместе с солнечным светом, юноше недоставало мудрого учителя.
— Помоги мне, Льек, — простонал Льешо, и собственный голос напомнил ему давние времена предыдущего перехода.
Конь споткнулся, и юноша выпал из седла. Он попытался подняться, чтобы его ненароком не затоптали.
— Мама, — позвал он, но вспомнил, что она мертва.
— Адар! — потребовал он брата, снимавшего лихорадку, когда Льешо был ребенком.
Принц-лекарь.
Адар, где же ты?
ГЛАВА 19
До побега из лагеря правителя в Фаршо Льешо не видел гор и настоящего леса. На вершине холма на Жемчужном острове возвышались светолюбивые, росшие только на песчаной почве деревья и виноградная лоза. Льешо считал их джунглями. Он не был готов к чередованию черных и серых тонов ночного леса. В дымке, сквозь лихорадку, распространяемую по телу застрявшим в груди наконечником стрелы, Льешо заметил, что лес не засыпает на ночь, как он думал раньше. Остается щебетание зазывающих птиц, верещание обезьян и трескотня тысячи насекомых, непрестанно хлопающих своими крылышками.
Звуки, доносившиеся издалека, действовали успокаивающе. Все создания тотчас замолкали, когда беглецы проезжали мимо. Потом возобновляли свой ночной концерт. Это значило, что мастер Марко и его солдаты пока не следуют за ними по пятам и не отправятся до утра, пока не обнаружится, что разведка не вернулась.
Однако шелест хищников, крадущихся по ковру из листьев, а также потихоньку перебирающихся с дерева на дерево над головами, привел Льешо в бешенство. Он обливался то холодным, то горячим потом; страх и душная жара леса путали мысли. Твари по запаху знали, что он слаб, и только ждали, пока его провожатые ослабят наблюдение. Тогда его схватят когти какой-нибудь огромной кошки или летающего монстра. Льешо предчувствовал это всей своей сущностью: как они вопьются в его ноги, плечи, шею. Волосы вставали дыбом от мысли, что чьи-то острые зубы вонзятся в его плоть.
Температура все поднималась, звуки смешивались в единое, искажались. Льешо слышал, как шелестят о траву полы одежды, как кашляют и сопят люди, старики, гонимые вперед на исходе своих сил. Померещился победный вопль хищника, поймавшего жертву, и слился с испускаемым ею криком ужаса. До него словно доносилось ворчание солдат при смерти очередного ребенка, не выдержавшего муки Долгого Пути. К горлу подступил жалобный стон по отцу или матери, потерянным для него навсегда. Льешо хотел, чтобы его разбудили братья и уверили, что то был страшный сон, но никто не поспешил растормошить его. Он неустанно шел сквозь ночь, превозмогая боль и онемение, медленно опускающееся от плеча вдоль по руке, преследуемый кошмарной скорбью семилетнего ребенка, сохранившего пятна крови от первого убийства.