Он прошел к краю леса с большей уверенностью, нежели ощущал. С первым шагом в лес, ветка треснула под подошвой его сапога и воспоминания о ночи, когда он бежал через эти самые деревья, вернулись.
Кристиан рассказал ему, что Сорен убил ученика в его бывшей школе в Англии. Это известие не испугало Кингсли, оно его просто заинтриговало, заставив его желать Сорена еще больше. Но в ту ночь, когда он бежал по лесу, а Сорен следовал за ним по пятам, он познал настоящий ужас. И все же, как бы упорно и как быстро он не бежал, в глубине души он хотел быть пойманным. Он бежал так, чтобы Сорен мог преследовать его. Он бежал, потому что хотел быть взятым. Он бежал упорно и бежал быстро, да. Но не так упорно и быстро, как мог бы.
Шорох листьев предупредил Кингсли о чьем-то присутствии позади него. Не оборачиваясь на Сорена, он знал, священник преследует его, как преследовал в ту ночь.
- Почему ты погнался за мной? – спросил Кингсли, по-прежнему не оглядываясь.
- Потому что ты бежал.
- Ты знаешь, почему я бежал от тебя?
- Потому что ты хотел, чтобы я поймал тебя.
Кингсли засмеялся, не отрицая этого.
- Ты знал, что изнасилуешь меня, когда поймаешь?
- Можно ли всерьез называть это изнасилованием? - спросил Сорен, с оттенком мрачного веселья в голосе.
- Как еще это следует называть?
- Это вряд ли изнасилование, ведь ты хотел этого.
- Тем не менее, ты не знал этого тогда, не так ли?
Кингсли прошел мимо деревьев, которые хлестали его плоть в ту ночь и разодрали его одежду. Помнили ли они все так же хорошо, как и он?
- Ты постоянно пялился на меня, везде следовал за мной. Ты наблюдал за мной спящим, Кингсли.
- Откуда ты это знаешь?
Кингсли вздрогнул, когда по лесу пронесся смех Сорена.
- Я наблюдал за тобой, пока ты наблюдал за мной.
Сегодня Кингсли удалось уклониться от тернового куста, который распорол его лоб, от чего кровь струилась, застилая его глаза. Когда он вернулся в школу после летних каникул, он выучил каждый сантиметр леса, окружавшего школу. Но нигде, на тысячах гектарах, по которым он блуждал и выучил наизусть, никогда ему не встречался еще один терновый куст. Только здесь, охраняющий поляну, где он лежал под Сореном и позволил парню, в которого был влюблен, его уничтожить.
- Когда ты понял, что хочешь меня? – спросил Кингсли, выйдя на поляну, где он умер и, истекая кровью, был снова возрожден. - Тебя я захотел, даже до того, как увидел. Когда я услышал первые ноты Равеля, доносящиеся из часовни.
- Отец Генри сказал мне, что в школу Святого Игнатия приедет студент француз. Я никогда не играл Равеля прежде. Я думал, что должен сыграть что-то французское, чтобы ты не так скучал по дому.
Кингсли посмотрел на Сорена и ничего не сказал. Сорен молча встретил его взгляд.
Закрыв глаза, Кингсли вспомнил тот день, в часовне, оцепеневший Мэтью рядом с ним, пытающийся предостеречь его, чтобы он оставил Стернса в покое. Кингсли должен был прислушаться, он бы прислушался, если бы не одно «но» ...
- Я полюбил тебя из-за Равеля. Сыграл бы ты любую другую пьесу, я бы подумал, что ты просто красивый и очаровательный.
Сорен посмотрел на небо.
- Тогда я рад, что сыграл ее.
Кингсли сделал шаг по направлению к нему и замер в ожидании. Сорен ничего не сделал, ничего не сказал, чтобы остановить его. Поэтому Кингсли не остановился.
Еще один шаг. А потом еще. А после еще одного шага, он стоял перед Сореном, практически вплотную друг к другу.
- Я подумал, что ты самое прекрасное создание на земле, - признался Кингсли. - Я был бы атеистом, если бы ты не доказал мне, что и рай и ад были реальными, даже если они существовали, только когда я был с тобой.
- Я не могу сказать, в какой момент я осознал, что хотел тебя, - сказал Сорен. – Возможно даже перед тем, как мы встретились. Иначе, зачем бы я выбрал Равеля? Я всегда думал, что меня и Элеонор свел вместе Бог.
- Тогда на кого пенять нашу встречу? На Дьявола?
- Я надеюсь - нет. - Вздохнул Сорен. - У меня нет намерения встречаться с ним. Даже для того, чтобы поблагодарить его.
Сорен повернулся лицом к Кингсли.
- Ты по-прежнему самое прекрасное создание на земле, - сказал Кингсли, делая смысловое ударение на каждом слове.
- Я ненавидел то, как ты пялился на меня.
Сорен поднял руку и положил ее на плечо Кингсли. Его рука переместилась вверх на шею Кинга и большой палец прижался к впадинке на его горле.
- И почему так?
- Потому, - сказал Сорен, царственно склонив голову на четыре дюйма, что разделяли их, - что из-за этого я не мог пялиться на тебя в ответ.