- Откуда ты знаешь, что это такое?
- Я использовала их раньше.
Его глаза сузились еще сильнее.
– Для чего?
Нора сглотнула, выдавливая из себя слова.
– Для пыток людей электрическим током.
Глава 19
Север
Прошлое
Кингсли вернулся в школу Святого Игнатия в сентябре, исцелившийся и невредимый, отчаянно желая увидеть Сорена. Сорен… он не мог поверить, что из всех учеников школы, каким-то образом именно он смог заслужить право называть Сорена его именем. Его друзья, Кристиан и другие, приветствовали его горячо, но настороженно, когда он появился снова на территории кампуса, с чемоданом в руке, собранными в хвост волосами, и синяками на шее от любовных укусов Джеки на прощание прошлой ночью. Его улыбка и рассказы о его летних подвигах, казалось бы, успокоили их. Никто не спросил его о том, что с ним случилось за два дня до окончания школьного года. Даже если бы и начались расспросы, он бы просто повторил свою мантру для них. Он никогда и ни с кем не будет говорить о той ночи, кроме Сорена.
Но где же Сорен?
Кингсли вернулся в спальню и занял кровать рядом с той, что занимал Сорен в прошлом учебном году. Взглянув туда, Кингсли встревожился, не увидев ни одной из вещей Сорена, его Библии, написанной на каком-то скандинавском языке; его ботинок, на два размера больше, чем у Кингсли и всегда отполированных до идеального блеска на полу рядом с чемоданом. Даже большой деревянный сундук с латунным замком исчез.
- Твой друг Стернс окончил учебу, - сказал Кристиан, заметив, как Кингсли таращится на кровать Сорена.
- Что? - Кингсли уставился на него в ужасе.
- Да. Окончил. Он съехал из общежития и сейчас в помещениях для священников. Слава Богу, верно? Этот парень до усрачки пугал меня. Мне всегда было страшно, что я пойду ночью отлить, и по дороге туда он убьет меня. Отцы сейчас тише воды, ниже травы.
- Так он до сих пор здесь?
Он не оставил школу.
Кингсли чуть не рухнул от облегчения.
- Теперь преподает. Иностранные языки. Ни один из отцов не владеет ничем, кроме латыни, греческого и иврита. Они поставили Стернса преподавать французский, испанский и немецкий. Не знаю, почему. Ты должен быть тем, кто преподает французский язык.
- Возможно, я мог бы быть его ассистентом. - Кингсли улыбнулся при этой мысли, но Кристиан только посмотрел на него, широко раскрыв глаза. - Это была шутка, Кристиан.
- Я надеюсь. Иисус, ты можешь представить его бедных студентов? Ну, они, по крайней мере, будут учить язык. Ведь они будут слишком напуганы, чтобы отлынивать.
- Не думаю, что он так ужасен, как ты думаешь.
Кристиан в шутку хлопнул его по руке и двинулся к выходу из общежития.
– Ну, тогда ты храбрее меня. Или просто шизанутый.
Вновь оставшись один, Кингсли собрал свои вещи и переложил их на бывшую кровать Сорена. Он не знал, смогут ли они когда-нибудь спать вместе теперь, по крайней мере, не в той же комнате. Но Кингсли мог спать в кровати Сорена. Хотя бы так.
В тот вечер в столовой Кингсли почти не ел. Потребность, стремление видеть Сорена вытеснили остальной голод. Но Сорен не явился ни на ужин, ни на Вечерню, ни на отбой.
В тот вечер Кингсли лежал в постели, уставившись в потолок, в то время как, один за другим, все двенадцать остальных мальчиков погрузились в сон. Их тяжелое, ритмичное дыхание и тихий храп заполнили комнату. Кингсли перевернулся в постели и смотрел на свет из коридора, расползающийся из-под двери. Свет мерцал, как будто что-то перекрыло его. Что-то… кто-то.
Кингсли откинул одеяло и прошмыгнул так тихо, как только мог, к двери. Затаив дыхание, он повернул ручку и открыл ее, молясь, чтобы она открылась медленно, не издав своего обычного громкого скрипа. Его молитва была услышана. Кингсли выскользнул в коридор, закрыв за собой дверь, и очутился сразу у стены, прижат лицом к прохладным камням.
Тепло тела обожгло его спину. Он лег спать, не надев ничего, кроме пары черных боксеров, которые подарила ему Сьюзан. Поэтому на своей коже он ощутил пуговицы Оксфордской рубашки, шелк галстука, холодный металл пряжки ремня. Глубоко вдохнув, Кингсли почувствовал запах зимы.
- Я скучал по тебе, - прошептал он на французском.
Сорен ничего не сказал, только теснее прижался к нему. Едва он увидел, что в полоске света под дверью скользнула тень, Кингсли возбудился. Он хотел почувствовать возбуждение Сорена тоже, хотел почувствовать своей спиной, на себе и внутри себя. Кингсли уперся в стену руками. Сорен схватил его за запястья, легко сжимая.