Абсурд, не правда ли? Дорожить синяками, словно те были золотыми? Безумие. И, тем не менее, правда. Что-то пробудилось внутри Кинга. Что-то, чего он не мог сдержать. Он опять широко раскинул руки, как будто сдавался небу. И, не осознавая почему, он начал смеяться. Смех наполнил его доверху и излился из него. Он поднялся в воздух и возрос, скатившись к лесу, и эхом раздался через всю долину внизу.
И Кингсли услышал кое-что другое. Другой смех. Смех Сорена. Слышал ли он, как Сорен смеется раньше? Нет, конечно, нет. Он бы запомнил такой звук. Такой не свойственный ему, такой легкий и живой, но столь весомый и реальный. Если бы Бог смеялся, это звучало бы так же.
Сорен дотянулся до Кинга и притянул его ближе. Кингсли лег поперек ног Сорена и расслабился в жаре его тела. Сорен закинул руку на спину Кингсли, и в тишине они оба уставились в ночь. Они молчали в течение, по крайней мере, пяти полных минут, пока Сорен не заговорил снова.
- Ты замерз? – спросил он.
- Нет. Я в порядке.
- Ты хорошо справился.
Сорен провел двумя пальцами вниз по позвоночнику Кингсли, и тот возликовал от прикосновения.
- Merci, - вздохнул Кинг.
Ему не терпелось услышать эти три слова от Сорена, те же три слова, что Кингсли сказал ему после их первой ночи на лесной почве. Но по какой-то причине «Ты хорошо справился» казалось серьезнее, чем простое «Я люблю тебя».
- Уже поздно. Тебе надо поспать. Одевайся. Я отведу тебя обратно в постель.
- Да, сэр.
Кингсли скатился с коленей Сорена и медленно встал. Все болело. Не так, как в первый раз. В первый раз, он был разорван и разрушен. Сегодня он был только надломлен. Это хорошо. Дайте ему неделю, и он будет готов еще к одной ночи, сродни этой.
- Сэр? - повторил Сорен.
Кинг снова засмеялся, пока натягивал одежду.
- Ты учитель, а не один из священников. Я слышал, твои студенты обращаются к тебе сэр. Кажется, тебе это нравится. Я мог бы называть тебя monsieur.
Сорен обхватил лицо Кинга и тот сразу перестал смеяться.
- Мне нравится «сэр».
Он очертил нижнюю губу Кингсли большим пальцем. Кинг ничего не сказал, лишь кивнул.
Сорен опустил руку и шагнул к краю обрыва. Уже одетый, Кингсли подошел и встал рядом с ним.
- Это Мэн, - сказал Кингсли.
- В самом деле? Я и не заметил.
Кинг подавил желание закатить глаза.
- Я имею в виду, скоро настанут холода. Слишком прохладно по ночам для подобных встреч.
Лицо Сорена оставалось суровым.
- Ты полагаешь, это постоянная договоренность?
Сердце Кингсли упало на дно долины. Или начало падать, пока он не заметил улыбку, притаившуюся в уголках губ Сорена.
- Ты блондинистый монстр, - сказал Кинг, толкая его.
Сорен засмеялся и толкнул его в ответ с удвоенным изяществом и в десять раз сильнее. Кингсли снова оказался на спине, с Сореном оседлавшим его бедра.
- Скажи это, - приказал Сорен. - Извинись.
Он крепко пригвоздил Кингсли к земле.
- Простите, сэр.
- Хороший мальчик.
Кингсли застонал, когда Сорен оторвал его ноющее тело от земли.
- Мы найдем место, - сказал Сорен. - Если понадобится, построим дом своими руками… мы найдем место, чтобы быть вместе.
Вместе... Это одно слово исцелило все раны внутри Кингсли. Синяки остались на теле, рубцы и порезы. Но боль испарилась. Он стал снова невредимым.
- Что если, вон там?
Первые лучи рассвета начали выглядывать над вершинами холмов. У основания долины стоял крошечный каменный домишко, практически поглощенный плющом и сорняками.
- Это старый скит. Он не использовался со времен отца Леопольда в 1954 году.
- Там четыре стены, дымоход...
Что еще им нужно? Ничего, кроме укрытия от непогоды, когда придет зима.
- Это адская дыра. Я видел его.
Кингсли уставился на крошечный домик.
– Ад нам подойдет. Господь точно не хочет иметь с нами ничего общего.
Глава 23
Север
Настоящее
Кингсли нашел Сорена в часовне, сидящим за роялем и играющим перед завороженной аудиторией двадцати мальчиков-подростков. В наши дни, Кингсли с трудом верилось, что подростки были настолько увлечены классической музыкой. Музыкой барокко, исправился он, когда узнал произведение Вивальди Зима, Аллегро для фортепиано. Сорен имел пристрастие к Вивальди, Красному Священнику* (За непривычный для венецианцев рыжий цвет волос, который Антонио унаследовал от отца, его в последствии называли «рыжим священником» (итал. il prette rosso)), как он был известен в свое время. Кингсли остановился в задней части часовни, закрыв глаза и позволив музыке властвовать над ним.