- И ты веришь, что это кто-то, с кем мы ходили в школу?
- Должно быть. Кто еще мог знать о нас? О нашей фотографии, сделанной Кристианом?
- У Элеонор есть копия.
- Ты думаешь, Элеонор стоит за всем этим?
- Конечно, нет.
- Тогда кто?
Сорен выдохнул через нос, покачал головой с явной досадой и повернулся, уставившись в окно. Несмотря на то, что он знал, что был в такой же опасности, как и Сорен, Кингсли не мог не посмаковать извращенное удовольствие от бессилия Сорена в этой ситуации. Независимо от того, что случалось в их мире, Сорен всегда держал это под контролем. В любой ситуации, которая возникала, он всегда имел эрудицию, ответы и силу духа, чтобы справиться с этим. Когда садист в 8-м Круге отбивался от рук, Сорен ставил его на место. Когда молодой сабмиссив переставал быть в состоянии отличать, реальность внешнего мира от фантазии сцены, Сорен вправлял ему мозги. Независимо от того, какая драма постигала их мир, Сорен справлялся с ней. Он справлялся с драмами, он справлялся с Преисподней, и он даже справлялся с Норой Сатерлин, единственной женщиной, с которой ни Кингсли, ни любой другой мужчина на земле не мог справиться. Но Сорен, казалось, не мог справиться с этим.
- Кингсли, - начал он, и встретил его взгляд. – Как ты думаешь, кто это?
Кинг мог только пожать плечами.
- Je ne sais pas. Не могу себе представить. Но думаю, в словах Кристиана есть смысл. Мы были так зациклены друг на друге, и не замечали, что были единственными в школе, кто не был влюблен в мою сестру.
- Она была красивой девушкой.
- И единственной девушкой в радиусе пятидесяти миль. Женщин никогда не пускали на военные и пиратские корабли именно по этой причине. Единственная женщина среди мужчин означает бедствие.
- Бедствие – мягко сказано. - Сорен поднял руку ко лбу и оперся локтем на подоконник. - Это было катастрофой. Все это.
Кингсли ощетинился на подтекст сказанного.
- Все это? Я думаю, это несколько преувеличенно. То, что было у нас тобой, разрушено…
- То, что было у нас с тобой, было тем, из-за чего Бог не хотел иметь ничего общего с нами.
Слова Сорена прошили Кингсли, словно пули.
- Я отказываюсь верить, что ты так думаешь.
Кинг обратил на него пристальный взгляд.
- Это были твои слова, Кингсли, после нашей второй ночи вместе. Это то, что ты сказал, когда мы стояли на скале над скитом. Ты тот, кто это сказал, и я цитирую: “Господь точно не хочет иметь с нами ничего общего”. Ты, а не я.
Кингсли услышал остатки старого гнева в голосе Сорена, с оттенком горечи, обиды. Обиды? Тридцать лет назад он случайно бросил фразу после того, как был избит и оттрахан, практически до потери сознания и три десятилетия спустя Сорен помнил ее слово в слово. Помнил слова и помнил боль.
- Mon Dieu… Я никогда не думал, что придет этот день. И, наконец, в этот раз, я причинил тебе боль.
Кингсли действительно рассмеялся, громко и нездорово. Сорен свирепо смотрел на него, пока тоже не засмеялся.
- Боже, Кингсли, мы тогда были детьми. Глупыми детьми, играющими в опасные игры после наступления темноты.
- Игры? Это то, чем все было для тебя? Моя кровь на твоем теле, это было игрой?
Сорен тяжело вздохнул. Он сложил руки, словно в молитве, и смотрел на Кингсли над шпилем своих пальцев.
– Нет. Не игрой. Вовсе нет. В некотором смысле, то, что было у нас, являлось моим спасением. Я так думал об этом тогда. Молился о том, что это было так, молился, что Бог послал тебя ко мне. Когда ты сказал, что Господь не хотел иметь ничего общего с нами… да, это больно.
Кингсли сохранял спокойное выражение лица и пытался притвориться, будто слова Сорена не наполнили его сердце, как вода наполняет сложенные ладони.
- Я спас твою душу, проливая свою кровь за тебя. Как по-христиански с моей стороны.
Сорен одарил его кислой улыбкой.
- Бог спас мою душу. Ты, однако, спас мой рассудок. До тебя, я думал, что…
Голос Сорена затих и Кинг вдруг понял, что наклонился вперед на своем сиденье. Он хотел прикоснуться к Сорену, его колену, его руке, его лицу, но не отважился, чтобы не разрушить момент. Сорен признавался ему в редких случаях. Поздними ночами в городском доме, в приходском доме, когда они оба выпивали слишком много вина и слишком мало спали… Сорен иногда немного обнажал свое сердце для Кингсли, достаточно, чтобы Кинг мог понять, что у Сорена оно было...
- Что ты думаешь?
- Ужасные мысли, mon ami. - Сорен улыбнулся. - После того, что случилось тем летом с Элизабет. Я думал, что должен был держаться подальше от всех, как можно дальше от них, чтобы они не заразились тем, чем бы это ни было, что превратило меня в такого. Еще до Элизабет, я знал, что со мной что-то не так. С ней я узнал, что это было.