— А ты, значит, не ребенок.
— А меня она воспринимает как подругу, несмотря на огромную разницу в возрасте. И, знаешь, она действительно потрясающая женщина.
— Да, бабка зачетная, я помню твои рассказы о ней.
— Не бабка, — качаю я головой. — Именно женщина, сильная и мужественная, которая сама, своими руками и умом достигла всего, что у нее есть. Ладно, Юль, иди спи. Пока пирог в духовке, я в душ, переоденусь и как только выключу его, тоже спать пойду. Завтра хоть и нет лекций, но вставать рано придется.
— Давай, неугомонная, спокойной ночи.
К моему удивлению, я прекрасно выспалась. И помню, что снилось мне что-то хорошее, но содержание сна я вспомнить не могу. Только ощущение радостной улыбки и предвкушения какого-то грядущего праздника. С чего бы это?
Я быстро и тихо собираюсь, стараясь не разбудить сладко посапывающих девчонок, упаковываю половину пирога, оставляю Юле запасные ключи от квартиры на всякий случай, и бегом несусь к Анфисе.
— Детка, ты не представляешь, как я тебе благодарна за помощь, — приговаривает Гавриловна, расставляя на столе чашки и придвигая поближе ко мне тарелочку с бутербродами. — Кушай, моя хорошая. Я сама рыбку солила. По своему фирменному рецепту.
— А сама почему не ешь?
— Ой, я так рано не могу. Вот когда вернетесь, я к тому времени уже позавтракаю и буду готова.
— К чему? — удивляюсь я, жмурясь от наслаждения. Красную рыбку Анфиса действительно делает просто божественно. Бутербродик с тонкими полосочками пряно-соленой форели с крепким сладким чаем идет просто на “ура”.
— Хочу тебя отвезти кое-куда.
— И куда же?
— Не скажу пока. Вот вернетесь и поедем, — хитро подмигивает она и подкладывает на мое блюдце еще один бутерброд.
— Я уже наелась!
— А ты впрок давай. Я же знаю, что ты себе сама такое покупать не будешь. А как только лишние денежки появляются, все тетке отдаешь. Ешь давай, а то обижусь.
И я ем, потому что Анфису лучше не обижать. Даже зная, что она порой давит на эту жалость, чтобы заставить меня сделать что-то, по ее мнению, нужное мне.
От третьего бутерброда я твердо отказываюсь, кивая на часы.
— Гавриловна, мы так опоздаем на прием. А нас записали самыми первыми. Сдвинемся мы, придется сдвигать всю остальную очередь, расписанную на целый день.
— Хорошо, хорошо. Иду собирать Принца.
Пес, из-за болезни хозяйки последние годы крайне редко гуляющий, в недоумении пялится на шлейку и поводок. И пытается выскользнуть из них, когда Анфиса с трудом затягивает ремешки на округлом пузе набравшего лишний вес собакена.
— Мальчик мой, как ты у меня подрос! — умиляется женщина, уговаривая любимца не крутиться в ее руках.
— Угу, подрос. Причем исключительно в ширину, — сварливо добавляю я. — Я тебе столько раз предлагала — давай я буду с ним гулять. И мне польза, и ему.
— Детка, у тебя лекции каждый день. А еще наверняка вечерами учить что-то надо. И я тебя еще буду напрягать? Ты и так уже второй день с нами возишься.
— Ну хоть два-три раза в неделю я точно могу выделять время на него. Ты смотри, его уже ноги не держат, ему худеть надо. Ты, кстати, вчера посмотрела тот корм, который я тебе привезла?
— Ой, Лизок. Ну разве это корм? — всплескивает руками любительница высокой кухни для собак. — Там же сплошная химия! А мы любим все натуральное и самое лучшее. Да, моя кровиночка?
— Ладно, мы с тобой потом на эту тему поговорим, — укоризненно качаю я головой и, приняв на руки драгоценный груз, иду к лестнице.
Я устраиваюсь на заднем сидении такси и всю дорогу одергиваю Принца, который в отличие от явно простывшего таксиста, непрерывно шмыгающего носом, прекрасно чует запах от пакета с завернутым пирогом.
— Это не для тебя, маленький обжора, — шепчу я псу, стремящемуся к вожделенному источнику аромата. — Кое-кто наверняка не позавтракал за время между двумя сменами. И этому кое-кому подкрепиться не помешает. А вот тебе не помешает лишний раз воздержаться от вредных вкусняшек. Понял?
Мы приезжаем не просто вовремя, а самыми первыми. В клинике никого нет, кроме уборщицы, которая заканчивает влажную уборку в небольшом тамбуре.
— Бахилы одевай! — бурчит пожилая женщина, и я невольно морщусь. Ничего не могу поделать с собой, и хотя воспитание не позволяет поправить почтенную сотрудницу всемогущего и вездесущего отдела клининга, но “одевай”, так же как и “ложи сюды”, вызывает острое желание почесать уши. Сразу оба.