Бессловесное рычание вырвалось из его горла, и он откинул голову назад в жесте, похожем на отчаяние. Его дрожь вибрировала в унисон с ее собственной, и Джой стиснула зубы, когда он снова уставился на нее своим безумным пристальным взглядом.
– Я не позволю это. Не позволю, – слова звучали, как удары. – Ты никуда не пойдешь, поняла? – его пальцы вдавились достаточно сильно, чтобы оставить синяки. Джой чувствовала, что ее зубы обнажились в ответ, она тщетно боролась с его захватом, практически шипя от гнева. Она не нашлась с достойным ответом, и ей оставалось только взглядом выразить свой протест. – Я могу препятствовать тому, чтобы ты прошла, Джой. Легко, – тон Люка стал ровным, почти разумным, тогда как ее собственное сердце билось сильно и быстро в растущей ярости. – Ты должна будешь пересечь мои земли, чтобы добраться туда, куда тебе нужно, если, конечно, не хочешь потратить на это целый месяц. А я не позволю тебе. Понимаешь меня? Я не позволю тебе пройти.
Последняя капля контроля Джой лопнула. Звуки, которые вышли из ее рта, были едва ли словами – они были криками гнева, смешанного с эмоциями, которые достигли своей кульминации. Она била его кулаками, которые он держал, а ногами наносила удары по его голеням и лодыжкам. Она мотала головой так, что ее волосы расплелись и безумно хлестали по лицу и всему вокруг, но он стоял, столь же упорный и тихий, как одна из его гор.
Так же внезапно, как и началось, извержение безумия Джой утихло, и она почувствовала слезы на своем горящем лице. Они также лежали и сверкали на Люке, куда попали в ходе борьбы, и их вид потряс ее еще больше, чем его абсолютная неподвижность. Ее руки и ноги обмякли, и если бы он не удерживал ее, она бы упала. Она прислонилась к нему, голова упала на его плечо в презренном поражении. Слезы хлынули с новыми силами, и у нее не было сил с ними бороться.
Плечо Люка было твердой подушкой, приглушающей рыдания, но ничего столь тривиального – даже его победа – не имело значения. Слезы впитывались в его рубашку, тело дрожало и дергалось, словно у марионетки, которой управляет безликая рука. Она едва заметила, когда давление на ее тело ослабло, и руки, поймавшие ее, держали в самых нежнейших из объятий.
Это было только после того, как стих последний отголосок бури: Джой почувствовала, что рука Люка ласкает ее волосы, прижимая лицо к своей груди. Он держал ее так же легко, как ребенка, его руки оберегали и защищали, а щекой терся о макушку ее головы. Чрезвычайная эмоциональная пустота и ужасная усталость, которую чувствовала Джой, не позволяла осознать его действия.
Когда Джой в последний раз содрогнулась, то попыталась собраться с силами, чтобы вытереть слезы. Большая рука Люка обхватила ее подбородок, приподнимая лицо к нему. Она старалась не смотреть на него, чтобы не позволить ему увидеть последствия ее позорной потери самообладания. Она чувствовала, что глаза опухли, а кожа лица стала жесткой от высыхающих слез. Но прежде, чем она успела оценить его намерения, он опустил голову, чтобы поцеловать влажность на ее щеках. Мягкое, как перышко, прикосновение его губ было бесконечно нежным, бесконечно отличалось от всего, что было прежде. Его язык осушал ее слезы и разглаживал веки. Она закрыла их, и мягкое удушье, которое вырвалось теперь, не было признаком горя.
Это казалось невозможным, смехотворным, чтобы предположить, что внутри нее еще осталось что–то, что могло бы шевельнуться при его прикосновении. Гнев ушел, но что–то еще отвечало на его касания, его нежность. Чрезвычайные противоречия, которые были в Люке Жуводане, вперемешку с её собственными представлениями о нём сейчас имели не больше значения, чем отдельная упавшая сосновая иголка на земле в лесу. Ее дрожь возвратилась, а вместе с ней – и порыв чувственности.
Возможно, это было внезапное чувство беспомощности, которое нарушило колдовство между ними, которое отсекло чувства, чтобы раскопать забытое ядро логики. Джой внезапно напряглась, ослабила свою хватку и отодвинулась от Люка, также как мгновением назад прильнула к нему. Он не пытался удержать ее. Когда он отступил на шаг, его лицо было таким ошеломленным, как будто его ударили. Джой отвела взгляд.
Люк ничего не сказал. Он стоял неподвижно, пока Джой продолжила свой путь к двери, сгорая от смущения и желая единственной вещи – справиться с невыносимым хаосом эмоций. Рука нашла ручку двери и повернула ее. Спотыкаясь, Джой прошла через крошечную комнату, которая служила холлом при входе, и открыла дверь на свободу. Солнечный свет ослепил ее. Она инстинктивно попыталась заслониться от него, смотря невидящим взором на арку синего неба и коричнево–зеленый край леса. Ее ноги несли прочь от хижины. Не имело значения, что она не знала самый быстрый и самый точный путь домой, все, что имело значение, это уйти как можно дальше от Люка Жуводана и своего собственного безумия.