Она осознанно не стала делать это сейчас, у нее еще будет время.
– Тебе следует помочь мне с французским, чтобы я не была такой чужой, – быстро произнесла она. И сейчас же кратковременное напряжение между ними исчезло. – Валь–Каше – значит «долина»…
Люк подвинул локоть на столе, чтобы позволить деревенской женщине–хозяйке забрать его тарелку.
– Скрытая долина, – его улыбка получилась слегка кривой, но это была улыбка. – Простое, но подходящее название.
– Очень подходящее, – согласилась Джой. – Как много людей знает об этом месте?
Легонько коснувшись ее плеча – прикосновением, вызвавшим шквал ощущений, распространившихся вниз до самых кончиков пальцев, Люк оттолкнулся от стола и встал.
– Немного, – признал он спокойно, – и живущим здесь это нравится.
– Люди Внешнего мира, – пробормотала Джой.
Люк, казалось, ничего не услышал. Он пересек комнату, остановившись пару раз, чтобы сказать bonjours друзьям и родственникам. У дверей он помедлил, обернулся и окинул взглядом комнату так, словно хотел вобрать в себя все это, запереть глубоко в памяти и никогда не терять. Словно он не думал, что увидит это когда–нибудь снова. Джой задрожала от порыва холодного ветра, ворвавшегося в комнату вслед за выходящими деревенскими.
Знакомый жар его тела оградил ее от холода, когда они шли через деревню, его рука касалась ее, их шаги слились в единый размеренный ритм. Тишина после непрекращающегося шума была почти ошеломляющей, и Джой наслаждалась ею, равно как и тем, что Люк был рядом. Когда он собрался оставить ее у дверей в хижину своей бабушки, она схватила его за руку, удерживая скорей собственным желанием, чем физической силой, пока ему не осталось ничего сделать, кроме как взглянуть на нее.
Она почувствовала, как тонет в этих странных бледных глазах, но сейчас это не принесло чувства неловкости. У него на подбородке напряглись мускулы, кожа плотно обтянула скулы – инстинктивно она поняла, что он балансирует на грани того, чтобы убежать. Но он стоял, не шевелясь, и она ждала до тех пор, пока его руки не поднялись вверх и медлительным движением не погладили ее руки, обжигая кожу сквозь свитер, замерев на краю объятия. Она подняла лицо, ее дыхание участилось, желая, чтобы он прочитал в ее глазах то, о чем она не могла сказать вслух. Ее руки помимо воли опустились на его узкие бедра, а затем двинулись вверх по твердому торсу, расширяющемуся к груди. Его сердце стучало под ее ладонями.
– Y etait temps que vous r'veniez![20]
Скрипучее вмешательство голоса Бертранды позади Джой заставило их тотчас же одновременно отпрыгнуть в разные стороны. Джой споткнулась, сильный захват удержал ее и вернул равновесие. Ее щеки коснулось дыхание пожилой женщины, не показавшееся ей неприятным.
– Потише, совенок. Время ложиться спать.
Бертранда повернулась к Люку, застывшему в дверном проеме. Он выглядел в значительной мере дрожащим и почти несчастным.
– А что касается тебя… – Джой не могла не заметить блеск в глазах пожилой женщины, когда та переводила взгляд с одного на другого, – для этого у тебя будет время позже. Allez. Иди!
Люк в последний раз взглянул на Джой – на его лице было странное ранимое выражение – и повернулся на своих каблуках, прежде чем она успела открыть рот и что–либо сказать. Его бабушка высунулась из двери и прокричала ему вслед:
– Я знаю, что я вижу, мальчик! Tu vas d'voir attendre un peu plus![21]
Слишком ошеломленная, чтобы сделать что–либо еще, кроме как подчиниться, Джой позволила уговорить себя и мягко препроводить в приготовленную кровать. Ее одежда была выстирана и развешена на веревке перед огнем – настоящим, не декоративным. Предоставленная кровать оказалась неожиданно мягкой, как она предположила, с периной, набитой пухом. Одеяла, укрывающие ее, были сами по себе произведениями искусства и очень теплыми к тому же. Бертранда болтала с ней на малопонятном французском, постоянно одаривая многозначительными веселыми взглядами. Только после того, как Бертранда задула свечи и со вздохом устроилась в соседней постели, Джой смогла снова обдумать все в тишине.
Храп с посвистываниями пожилой женщины заполнил непривычную тишину комнаты. У Джой не было сна ни в одном глазу, и все ее мысли были только об одном. Ее почти пугало осознание того, как ей не хватало Люка – даже сейчас, когда он был в несколько домах от нее. Она гадала, думает ли он о ней тоже. Эта странная игра между ними, танец вперед–назад, толкали ее к краю чего–то.