– Ай-ай! Фелиций, душа моя! – несчастная Летиция сразу же пришла в себя и, проворно припав к груди поверженного супруга, запричитала. – Фелиций! Фелиций! О, муж мой…
– Так кто это? – приподняв голову, строго спросил моряк. – Не любовник?
– Да нет же, говорю тебе, нет! Это просто наш новый повар.
– Ах, повар… – незадачливый супругу вдруг как-то неожиданно успокоился и даже ухмыльнулся. – Эй, повар! Может, пойдем, выпьем?
– А почему ж нет? – пожал плечами молодой человек. – Давай пошли в залу.
Через пару минут, они все втроем – Саша, Сильвестр и его свояк, морячок Фелиций – уже сидели во дворе у летней кухни и пили вино. Время от времени Александр важно удалялся, помешивал кипящие на плите яства, да давал ценные указания Фиорине с Летицией. Последняя то и дело подбегала к мужу, подливала вина, да и вообще выказывая ему всяческое почтение. Тем не менее морячок как-то нехорошо косился на повара, то ли вспомнил нанесенный наверху удар, то ли вдруг вновь начал испытывать муки ревности. Кстати, Саша давно уже заметил, что большинство здешних, карфагенских – и не только карфагенских – мужиков – страшные ревнивцы. Взять к примеру хоть краснодеревщика, что ли. Тоже еще тот типус. И дело тут вовсе не в их суперсексуальности – вовсе даже и наоборот, – а в том, что женщину – жену, любовницу, даже служанку – все здешние мужчины рассматривали как свою неотъемлемую собственность, причем – неодушевленную и не имеющую никаких прав. Отсюда и все скандалы. С точки зрения принятой в этом обществе морали возвратившийся из плаванья морячок поступил совершенно правильно: первым делом поскандалил и побил жену, потому как верить женам – смешить людей, это уж всем известно! А, поучив супружницу, немедленно успокоился, словно человек, выполнивший свой неотложный долг. Ну да – главное сделано, теперь можно и выпить.
Вот и пили…
Морячок опьянел быстро, Летиция с Сильвестром осторожно отнесли его наверх, спать, и снова спустились – пора уже было работать, в таверну потянулись клиенты.
На следующий день Александр вновь отправился на прогулку, прошелся по пристани, заглянул в торговую гавань. В тенечке, под платанами, у развалин старых пунических жертвенников, играли в бабки, только вместо коровьих костей использовали верблюжьи – те были крупнее. Молодой человек остановился посмотреть, судя по солнышку, время еще было.
Первым бросал какой-то растрепанный старик в длинной берберской накидке – джелаббе. Прицелился, размахнулся и-и-и… оп! Мимо!
– Эх ты, Традемон, раззява! – со смехом прокомментировал кто-то из собравшихся вокруг зевак.
Старик гневно обернулся, прищурился:
– Хотел бы я на тебя посмотреть, доживи только до моих лет!
– Да уж куда уж нам уж.
Саша обернулся – больно уж громко сказали, прямо чуть ли не слюной забрызгали ухо. Правда, стоящий позади человек – не такой, впрочем, и молодой – тут же и извинился за доставленное беспокойство.
– Это Традемон, старичище – мой дядюшка. Уж всем нам плешь проел этими своими играми. Последнюю тунику с себя проиграет!
– Э-э, парень! – шутливо погрозил кулаком подошедший старик. – Тунику не проиграю… а вот эту накидку – пожалуй! Все равно она уже старая.
– Эй, эй, старче, не вздумай! Ох и вздует же тебя тетушка Каримхат, да еще и мне достанется, за то что за тобой, старым, не уследил.
Стоявшие рядом зрители засмеялись, и Александр вдруг встретился взглядом с двумя дюжими парнями, маячившими чуть поодаль, у жертвенников-тофетов, точнее сказать – у развалин. Причем так получилось, что Саша посмотрел на парней неожиданно, так, мельком… и – пересекся взглядами. Глаза в глаза! А это было насквозь неправильно, вовсе не в местных традициях так вот – прямо в глаза – смотреть, в этом запросто могут заподозрить издевку и даже прямой вызов. В конце концов – неприлично просто!
Парни, похоже что, устыдились, отвели глаза… Моряки – судя по одежке: широкие штаны, короткие – без всяких застежек – куртки, Саша не помнил, как они назывались.
А зрители снова разорались, подбадривая очередного игрока – здоровенного нубийца:
– Давай, давай, парень! А ну-ка, брось.
Нубиец бросил. Попал – развалил пирамиду.
Старик Традемон, бедняга, разволновался, аж затрясся весь.
Александр не стал дальше смотреть, хоть и увлекательно было, но время уже поджимало. Поправил на голове широкополую – от солнца – войлочную шапку, да и зашагал себя ближе к таверне. Свернул меж развалин, срезая путь…