– Эй, о чем задумался, Александр?
– Так… о ромеях.
– Скорей бы они явились. Я бы первый сдался!
Ну, вот, и даже этот – туда же.
– Так где же твое «неплохое местечко»?
– Скоро придем. Во-он туда, под арку сворачивай.
Под аркой, с той стороны дома, во внутреннем дворике, располагалась открытая закусочная, где приятели и уселись под сенью раскидистого каштана, заказали вина и закусок. Здесь было спокойно, никаких пьяных воплей, драк, разборок, просто сидели себе люди, тихонько о чем-то своем разговаривали да лишь иногда окликали проходивших мимо знакомых.
– Действительно, хорошо здесь, – Саша осторожно начал беседу.
– Да, уютно, – охотно поддакнул Марк. – Знаешь, я частенько сюда прихожу один. Сижу, мечтаю. Ведь не всегда же я буду… ну тем, кем являюсь. Скоплю денег, куплю дом, заведу семью, может быть, открою какую-нибудь лавку. Вот в таком же вот тихом и уютном квартале, а не в той жуткой грязи…
– Твои напарники, думаю, тоже мечтают о чем-то подобном.
– О, нет, не все! Мба хочет вернуться в родные места, он ведь из Тапарура, Луцерн – мы его кличем Красавчиком – жениться на какой-нибудь очень богатой и влиятельной вдове, Стефан… вот уж о чем он мечтает, не знает никто. Наверное – сколотить, наконец, шайку, не хуже, чем когда-то была у Хромого Лупуса, ведь то, что у нас осталось – тьфу…
– А-а-а… так Мба не местный?
– Я же сказал – из Тапарура.
– А где это?
– Не знаю, – Обезьяна повел плечом. – Где-то на юге. Жуткая, верно, дыра – и чего его туда так тянет?
– Любого тянет на родину.
– Любого? А вот уж нет! – собеседник неожиданно разволновался, даже повысил голос и не скоро еще успокоился. – Ты знаешь, в какой дыре я родился и провел свое детство? О, это какой-то ужас, лучше и не вспоминать. Небольшой убогий городишко, где все друг друга знают и все друг другу завидуют. Где ничего ни от кого не спрячешь, но все друг перед другом выпендриваются – у кого больше коз, у кого ворота шире, ну все такое прочее. Время там течет медленно-медленно, будто бы его вообще нет, будто бы все застыло на века – одни и те же дома, одни и те же пальмы, одни и те же лица. Постылые, давно надоевшие лица… Господи – жизнь в таких местах – это медленная смерть. Лучше уж сразу!
Саша покачал головой даже с некоторым уважением, честно признаться, не ожидал услышать подобное. Улыбнулся:
– Ну, ты, Марк – философ.
– Ла-адно, – напарник отмахнулся. – Хоть ты не обзывайся, а? Кстати, ребята к тебе не подходили еще?
– Какие ребята? – не сразу понял Александр.
– Да наши – Мелкий Бес, Волчонок, близнецы. Хотят сделать тебе подарок.
– Подарок? – молодой человек удивленно захлопал глазами. – С чего бы?
– Даже просили меня поговорить с тобой, – тряхнув шевелюрой, вдруг улыбнулся Марк. – Знаешь, тут дело вот в чем. Я тебе говорил уже, что мы приглядываем за парнями по очереди… Так вот, следующая – если бы не было тебя – Красавчика, а его ребята не очень-то жалуют – слишком уж жесток.
– Жесток?
– Ну да, лупит их ни за что ни про что. Просто так – себя, родимого, потешить.
Александр усмехнулся:
– Пусть успокоятся – я их лупить не буду. Тем более – ни за что, ни про что.
– Да они уже поняли, что ты добрый… И Мба – добрый, а вот меня они где-то посередке считают.
– Мба – добрый?! Вот уж не подумал бы.
– Добрый, да. Парни его зовут – «дядюшка Мба».
– А по виду не скажешь!
– Не суди о людях по внешности, Александр. Страшный, как сам дьявол, Мба, на самом деле – добряк, каких мало, а вот тот же прекрасный, словно ангел, Красавчик-Луцерн… о, поистине, Сатана был бы доволен таким сыном!
– А Стефан? Он добрый или злой?
– Он никакой, – философски заметил Марк. – Не злой и не добрый… словно бы и вовсе не человек. Точнее, пытается быть таким… подражает Хромому Лупусу. Вот уж кого боялись! Хотя зря, просто так, он никого и пальцем не тронул. Зато тех, кого тронул… О, их было множество, и гибли они страшно.
– Так, значит, Мба…
– Вот уж о нем я мало что знаю, он ведь скрытный, угрюмый – даже не поговорит ни с кем, так вот, как сейчас мы с тобой, не поболтает за жизнь. Разве что с ребятами… Их он почему-то любит и всегда за них заступается.