Кэтрин Гилберт Мердок «Принцесса Бен»
Перевод: Kuromiya Ren
Джеймсу,
моему принцу и гению
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
В которой судьба наносит удар, оставляя меня одну
ОДИН
Сколько раз я думала, какой была бы моя судьба, если бы я сопровождала родителей в то дождливое весеннее утро. Было глупо так думать, представлять то, что не было связано с истинной реальностью. И все же в моменты слабости, которые одолевали даже самые счастливые души, мои мысли возвращались к дорогим родителям, и я снова поражалась непредсказуемости жизни, правде того, что наше будущее часто определяется не задумками или стратегиями, а ходом жизни.
Честно говоря, я заболела не случайно. Я утомилась, готовясь к пятнадцатому дню рождения за неделю до него, а потом переела сладостей на самом празднике и простыла во время игры в оленей и охотников в сумеречном лесу. Теперь же, отрицая симптомы, я молила родителей взять меня с собой.
— Мне нужно идти! — настаивала я с кровати. — Это мой дедушка.
Мама вздохнула.
— Твой дедушка не хотел бы, чтобы его внучка заболела из-за него еще сильнее, — она поменяла ткань, пропитанную травяным настоем, на моем лбе, поднесла чашку чая к моим губам. — Почему бы тебе не нарисовать ему что-нибудь? Обещаю, ему понравится.
— Рисунок? — фыркнула я. — Хотелось бы, чтобы ты поняла, что я — не ребенок.
Она поцеловала мои разгоряченные щеки с улыбкой.
— Поспи, милая. Мы вернемся до заката.
Ох уж эти слова. Как бы громко я ни отрицала, все показывало, что я все еще ребенок. Все же я сама простыла. Хуже того, я ощущала приближение простуды, но не слушалась советов мамы, а могла остановить простуду лекарствами. В спальне все еще были груды книг со сказками, многие страницы были с моими кривыми рисунками, и сидели куклы разных видов. Как просто было бы моей маме — хотя я бы возмущалась — указать на то, что я — ребенок. Может, «Я тебе говорила» было легко произносить, но это не уменьшало боли, которую эти три слова причиняли слушающему. То, что мама молчала и только проявляла любовь, когда я возмущалась, показывало ее доброту. Столько раз я напоминала себе про ее сострадание, в лучшие дни я старалась вести себя так же.
В тот раз я надулась, и отец обнаружил меня такой, когда пришел проверить мое самочувствие. Даже в полумраке раннего утра он выглядел роскошно, его доспехи были отполированы до блеска, корона сияла над его седеющими кудрями.
Он опустился на мою кровать со щелканьем брони.
— Как жаль, что ты не можешь быть с нами сегодня.
Я надулась.
— Я могу пойти. Если пустишь.
— Чтобы твоя мама отрубила мне голову? Что тогда будет с моим красивым видом?
Я не веселилась.
Он смотрел на меня с блеском глаз.
— А если я вернусь с драконом?
Я с трудом сохраняла мрачный вид.
— Маленьким, зеленым, свистящим, как чайник? Он сможет жарить тебе каштаны зимним утром.
Несмотря на мои старания, уголки рта поползли вверх.
— И греть тебя, когда ты состаришься, — добавила я.
— Бен, я буду тогда кричать: «Где этот твой дракон? Мои старые кости мерзнут!».
— А я пойду искать дракона…
— Играющего с моими внуками…
— И мило попрошу его пройти внутрь и помочь Его королевскому высочеству, принцу Монтани, — рассмеялась я. Не сдержалась.
— Ох! Если ты скажешь так дракону, он меня зажарит.
— И что тогда будет с твоим внешним видом? — пошутила я.
— Думаю, стану еще краше, — улыбнулся он. — А ты выпей это лекарство, и я зайду за тобой на следующей неделе. Мы уедем вдвоем.
— Да? С пикником? Большим?
— Да, — он тоже поцеловал меня в щеки и, нарочито поклонившись мне, пошел по ступенькам.
Я укуталась в одеяло и прошла к окну. Во дворе мама хмуро поправляла корону принцессы, ведь редко носила ее. Дядя Фердинанд появился после фанфар в дверях замка, выглядя величественно в своей мантии. В отличие от моего отца, дядя Фердинанд был красивым, высоким и серьезным. С ним шел воин, Ксавьер Старший, который брился так тщательно, что несколько царапин еще сочились кровью. Королева София выглядела так важно, как и полагалось женщине ее статуса.
Пятеро солдат сыграли военный гимн, мама, папа, Фердинанд и Ксавьер прошли по опустившемуся мосту меж двух рядом стражей. Отец оглянулся на меня и улыбнулся, мама обвила его руку и опустила голову на его плечо. Его доспехи явно были холодными, день выдался прохладным, но их любовь подавляла это пустяковое неудобство.