- Вы забываете о том, что Братству не нужны доказательства.
- Я не желаю больше возвращаться к этому разговору. Я хочу, чтобы Элиза как можно скорее покинула Мерсию. Повезешь девчонку в Страйклайд и проследишь, чтобы она дошла и до алтаря, и до брачной постели. Мне не нужно, чтобы Братство сделало из нее новую головную боль.
– Как прикажете, господин. – старый рыцарь склонил голову.
– Есть что-либо действительно важное, что ты должен мне сказать?
– Ходит слух, милорд, что Хозяин Севера в Мерсии.
– Что?! – граф остановился так резко, словно налетел на стену. – Злейший враг ходит по моей земле, и ты говоришь мне об этом только теперь?!
– Это всего лишь слух, милорд.
Граф и вассал удалялись, а злейший враг выбрался из пыльного закутка и произнес:
– Моя вечная благодарность за вашу любовь к полумраку, леди Остроф. Стало быть, за ваши прекрасные глаза можно получить треть Нортумбрии….Неплохо, весьма неплохо..
Примерно через час Дикон отбыл из Острофа в направлении Страйклайда. При нынешних обстоятельствах дожидаться возвращения Маклинов было безопаснее на нейтральной территории.
III
Элиза пришла в себя только к утру, после того как напуганная глубоким обмороком госпожи Джоселин решилась послать Тима за Ханной. Старая колдунья выгнала брата и сестру из покоя, присела рядом с воспитанницей, дотронулась до ее лба и тихо произнесла несколько слов на древнем гаэльском наречии. Голова Элизы перекатилась по подушкам. Девушка вжалась в постель, словно спасаясь от чего-то, приподняла веки и обвела комнату мутным взглядом. Через минуту ее взгляд стал осмысленным и Элиза облегченно выдохнула:
– Ханна?! Слава Богу, это ты.
– Успокойся, Лиззи. Это было прошлое. Оно давно ушло и не властно над тобой, – Ханна выглядела постаревшей и очень усталой.
– Я ничего не могла с собой поделать. Мне было так больно..больно и страшно, Ханна.
Элиза села в постели и запустила пальцы в волосы.
– Этот страх уйдет, Лиззи. Но я рада тому, что скоро ты покинешь Остроф и поедешь в Спорные земли.
– Да..– в голосе Элизы, однако не было уверенности. – Скажи, Ханна, ты поедешь со мной? Без тебя я не справлюсь.
– Придет время, Лиззи, и твои руки будут двигать королевские фигуры на доске жизни. Ни я, ни кто-либо другой не будут тебе нужны.
– Это время еще не пришло, Ханна. Ты – все, что у меня есть. Пожалуйста, не бросай меня.
– Я буду рядом с тобой, Лиззи, – Ханна погладила девушку по щеке, – пока меня не сменит другой человек. Тот, кто займет место в твоем сердце. Тот, для кого ты станешь дороже всего на свете. Он будет заботиться о тебе, а я должна буду уйти.
- Я не хочу этого.
– Всему рано или поздно наступает предел, Лиззи. Теперь ты должна отдохнуть. Спи.
Элиза послушно легла и закрыла глаза. Пение Ханны подхватило ее, как пушинку и понесло вдаль. Тихий голос ласкал ее заледеневшую душу. Ханна пела и пела, а из-под плотно закрытых век по ее щекам медленно скатились две слезы, которые спрятались в складках плаща и пропали, будто их и не было.
******
Отъезд Маклинов состоялся через неделю. Элиза до самого последнего момента – пока копыта коней не загрохотали по настилу моста и за спиной не закрылись тяжелые ворота, внутренне тряслась от страха, что ее вернут, посадят под замок и больше не выпустят. Однако граф полностью вверял судьбу дочери саксонскому тану.
Гарри Маклин, в отличие от Коннора Острофа, был более внимателен к своей дочери, и его строгость распространялась только на вассалов из отряда. Наблюдая за отцом и дочерью Маклинами, Элиза все чаще ловила себя на мысли, что такого отца желала бы и для себя. Гарри тепло относился и к девушке, которую считал будущей невесткой. Однако Элиза держалась холодно и отчужденно, ни на минуту не забывая о своей роли. Вместо того, чтобы искать пути к сердцу будущего свекра, она оттачивала умение где магией, где сладкими речами подчинять себе вассалов из своего сопровождения.
Готфрида, возглавлявшего отряд английских рыцарей, все сильнее беспокоило, что его рыцари, хоть и оказывают ему знаки должного уважения, куда больше подчиняются желаниям госпожи. Он никак не мог уяснить, как его сюзерен позволил себе быть настолько недальновидным. Сколько бы граф ни утверждал, что девушка была никем и никем останется, Готфрид видел, что перед ним колдунья, которая осторожно пробует свои силы на его воинах. Его испытанные рыцари не сводили с госпожи взглядов, полных неподдельного восхищения. Старый рыцарь не мог не признать, что было в ней нечто сводившее мужчин с ума, хоть сама Элиза и не прилагала к этому никаких усилий. Глядя на нее, Готфрид вспоминал двух женщин, которых они так и не сумели уничтожить, как ни пытались. Они были такими же холодными и завораживающе прекрасными. Даже с ног до головы запятнавшим себя кровью членов Братства воинам, сама мысль о том, чтобы поднять руку на белую жрицу, показалась кощунственной.