- У меня сильная мигрень, дорогой!
Кюрасао ушел ни с чем, злым и недовольным. Но он не привык так просто сдаваться и решил взять эту преграду хитростью.
Утром, во время завтрака, он как бы, между прочим, спросил у Раумы:
- А не устроить ли нам пикник в саду? Только мы с тобой.
Принцесса и так слишком злоупотребляла терпением мужа, поэтому не согласиться она не могла. Слуги за несколько часов все тщательно приготовили и супруги отправились в самую глубь сада, к заброшенному пруду. Там, на уютной лужайке, среди жасминовых зарослей, на ковре из нежных маргариток был установлен небольшой полупрозрачный шатер, а в нем — вино и закуска.
Отпивая вкуснейшее розовое вино, Раума все ж таки боялась взглянуть на мужа, который пожирал ее глазами, но не торопился. Как истинный стратег, он выработал свой план действий, которого теперь и придерживался.
Заметив, что принцесса захмелела, он позволил себе поцеловать ее ладошки, потом сгиб локтя, потом осыпал поцелуями плечи и область декольте.
- Раума,- прошептал мужчина.- Я хочу тебя, ты позволишь?
Девушка, которая также сгорала от желания, так как поцелуи мужа воскресили в ней чувство томления и истому, тихо простонала:
- Да...
Кюрасао сыпал ласки и нежности на жену, как из рога изобилия, лишь бы доставить ей неземное удовольствие, что у него и получалось, так как Раума извивалась в его руках и стонала от томившего ее наслаждения. Мужчина раздел сначала принцессу, потом сбросил одежду и с себя.
- Не делай мне больно,- еле слышно вымолвила девушка.
На что генерал лишь ответил «никогда» и его голова оказалась между ног жены. Раума вскрикнула от неожиданности и накрывшей ее горячей волны. Она уже ничего не соображала, когда ее тело вдруг сотрясло, как в безумной конвульсии дрожь прошла по всем членам. Тяжелый стон сорвался с губ Раумы, стон сладостной страсти, обжигающей все внутренности.
Кюрасао накрыл своим телом Рауму и поцеловал ее долгим, влажным поцелуем. Девушка ощутила на своих губах свой сок и вновь затрепетала от возбуждения. Она обняла ногами мужчину и позволила ему войти. Генерал был осторожен, но сколько взрывных эмоций он испытал в этот момент и как бешено стучало его сердце, готовое выпрыгнуть из горла!
Закончилось все быстрее, чем они оба ожидали, но отдыхали они довольные и приятно опустошенные. Генерал не испытывал еще таких чувств ни с одной женщиной. Словно Раума, отказывая ему, столько времени, выпила из него все силы, а теперь, когда он удовлетворил свою любовную страсть, она словно влила в него небесный свет, легкость и жизнь.
Утолив жажду вином, Раума и Кюрасао еще не раз предавались любовным утехам, будоража свои тела новыми ласками, поцелуями и, конечно же, волнами страсти, накрывавших их в пик наслаждения.
- Я и не знала, что возможно такое,- тихо вымолвила Раума, покоясь на груди мужа. Она уже не стыдилась своей наготы, и смело ласкала его руки и бедра, а он блаженствовал под ее нежными ручками, прищурив глаза и мурлыча себе под нос вальс Гастона.
- Теперь ты не будешь прятаться от меня, и запирать дверь спальни?- ласково спросил Кюрасао.
- Никогда,- ответила, улыбаясь, принцесса.
Теперь генерал Кюрасао ночевал в спальне каждую ночь, ублажая свою жену и блаженствуя сам. С каждым днем он чувствовал, как в его душе и сердце поднимается спокойствие и тепло. Он полюбил свою жену безумной, безрассудной страстью, будто мальчишка. Он был нежен с ней даже в обществе, на балу, на светских раутах.
Генерал изменился, и весь свет судачил об этом. Никто не мог понять, как эта хрупкая девушка, принцесса крови, смогла укротить такого солдафона, как Кюрасао.
А генерал будто обрел крылья и гордился своей молодой женой, словно высшим орденом заслуги, да и сама принцесса оказывала мужу такое уважение и подобострастие, что даже ее отец-король удивлялся не меньше других, предполагая обратное, когда выдавал за генерала свою дочь.
Глава 6
Но недолго было безоблачно небо над их семейным очагом. Страсть и вожделение испепелили сердце генерала Кюрасао. Он вновь начал испытывать страшные приступы ревности по отношению к своей жене. И чувство оглушительного восторга и легкости сменилось подозрением и мрачными думами.
Он ловил себя на мысли, что ревнует ее ко всему: к слугам, к братьям, к горничной и даже к ее белому жеребцу, которого генерал сам и подарил когда-то Рауме. Он заболел ревностью и ничего не мог поделать с собой.