- Верю, - я замерла, когда ощутила горячее дыхание на своем плече, - только и твой отец сделает все возможное.
- Что там с освобождением? – Я непроизвольно сглотнула, неожиданно вспомнив нашу первую близость – посиделки у него на коленях, когда я впервые оказалась похищенной.
Из-за давнишнего опыта встречи с Мои Сэном, я всегда избегала тактильного контакта, а не только потому, что я принцесса и ко мне нельзя вот так запросто прикасаться.
- Придется подождать, - мужчина немного отодвинулся.
- Надеюсь не долго, - прошептала я, вдруг расслабляясь и закрывая глаза. Я чувствовала горячее тело у своего бока, но старалась не напрягаться понапрасну. А уж воображению я вообще запретила рисовать какие-либо картины.
Странно вот так впервые осознать, что и сама вышла из девического возраста и вдруг проснуться и понять, что мир состоит не только из вечной борьбы и противостояния с дядей, отцом, евнухом На Ином, но существует и противоположный пол, с которым может быть дружба, симпатия, любовь, в конце концов. Нет, моя любовь к На Ину не вспыхнула тут же, просто я впервые осознала наличие именно женского и мужского начала.
Послесловие
А потом все изменилось в один миг. Вначале скорость повозки возросла до предела, и едва не перевалившись с колес на верх тента, она резко и окончательно остановилась. Повозку, судя по слышащимся звукам, снаружи окружили какие-то люди. По моим ощущениям, нападавших было много. Ржали лошади, раздавались крики, ругань, какие-то визги, шум возни, звон железа, короткие вжиканья стрел. Повозку постоянно туда-сюда мотало, однако она пока оставалась на месте и далеко не двигалась.
В какой-то момент внутрь нашей импровизированной тюрьмы на колесах ворвались хорошо вооруженные люди в доспехах. Они проверили наличие пленников и один из военных, исчез, видимо с докладом.
И, наконец, в проеме показался великолепный дядя Чходжон. Меня по его приказу сняли кандалы, подхватили на руки, закутали в теплое одеяло, вынесли наружу и усадили на лошадь, впереди одного из тяжеловооруженных воинов. Я еще успела увидеть, как Чходжон склонился над потерявшим сознание евнухом, когда меня выносили из повозки.
Сопротивляться спасению не стала. Впервые в жизни я по-настоящему обрадовалась присутствию дядюшки и его людей. Ощущая облегчение, я не обращала внимания на происходящее вокруг, просто закрыла глаза и на какой-то миг погрузилась в полузабытье.
Вокруг уже было позднее утро. Из-а диких криков пришлось открыть глаза, чтобы проверить, кто там так сопротивляется аресту.
Оказалось это женщина, которую я долгое время воспринимала как супругу императора Тхеджона. Китаянку на моих глазах, выволокли из ее повозки и усадили тут же на земле, в ожидании приказа от дяди Чходжона. Женщина сидела молча и с таким отрешенным видом, словно не она еще минуту назад истошно орала, когда ее выволакивали из повозки. Только однажды, повернув голову и увидев меня, усаженную на лошадь, женщина проявила что-то похожее на ненависть.
Меня не стали надолго оставлять рядом с разгромленным отрядом шпионки, и едва появившийся брат императора отдал необходимый приказ, тут же увезли.
На возвращение в родные пенаты понадобилось около недели. Меня отмыли в ближайшем гостевом доме и одев в такие родные мужские одежды, отправили к императору, подальше от кровавых допросов и наказаний. Так что я не знала, как дела у На Ина, пока не прибыла домой и снова не обосновалась в своем дворце.
Удивительно, но в первый же вечер после возвращения, меня посетил император Тхеджон и, посмотрев на меня, только осуждающе покачал головой. Я стояла, склонив голову и не собираясь бросаться ему в ноги и умолять о прощении. Ну не чувствовала я вины за собой. Да, меня едва не сделали виновницей убийства, но это же не моя вина. Да, украли из-за непонятных бумаг, но это тоже не по моей вине. Так что я просто все время посещения моего дома императором простояла перед ним, не сказав ни слова. У нас не было общих интересов с отцом, а еще никто из нас не знал, как это по-настоящему быть отцом и дочерью.
Тхеджон тоже просто посмотрел на меня. Справившись о моем душевном и телесном состоянии у придворных дам, император отдал приказ о том, что для меня под запретом любой выход за пределы дворцового комплекса.
Не став больше ничем интересоваться, император покинул мой дворец, оставив мою дворню охать и стенать надо мной. В течение недели меня отмывали, умащивали драгоценными маслами, кормили самыми лучшими яствами, рассказывали последние новости и сплетни, короче, обихаживали, как могли.