— Привет, Ло.
Я поднимаю подбородок при виде Томми с закрытыми глазами, неестественно неподвижного на больничной койке.
— Как у него дела?
Джейни наклоняет голову.
— Мой брат всегда был твердолобым — на этот раз это пригодилось. Доктор говорит, что все будет в порядке…
Рядом с кроватью Томми мистер и миссис Салливан болтают без умолку, разговаривая со своим сыном, а он не произносит ни слова.
— …ну, если наши мама и папа не заговорят его до смерти.
Я фыркаю, но просто не могу выдавить улыбку. Затем лицо Джейни становится серьезным, а голос мягче.
— Говорят, сестра герцогини Оливии пропала.
Жар поднимается в моем горле, сковывая его.
Я киваю.
— Томми говорил, что вы с ней были близки?
Тысячи воспоминаний обрушиваются на меня одновременно, и я закрываю глаза, чтобы сосредоточиться на том, чтобы отогнать их.
— О, Логан. Мне так жаль.
Я качаю головой, потираю слезящиеся глаза.
— Они все еще ищут. Официальных итогов нет.
Джейни кладет руку мне на плечо, сжимая его.
— Если тебе что-нибудь понадобится, мы здесь. Ты тоже член семьи. В большинстве случаев ты нравишься нам даже больше, чем Томми.
Это заставляет мои губы дернуться — получается не совсем улыбка, но немного лучше, чем хмурый взгляд. Как и сказал Томми, Джейни крутая.
Я показываю на дверь в его палату.
— Могу я его увидеть?
— Да, конечно. Пойдем, я утащу родителей вниз, чтобы они что-нибудь съели, и ты сможешь немного посидеть с ним. Заодно у него уши отдохнут.
После того как Салливаны покидают палату, я сажусь на стул рядом с Томми, замечая его ужасный цвет — он почти такой же белый, как простыни. На затылке у него повязка, закрывающая пару дюжин скоб и швов, которые, как сказали, были необходимы, чтобы закрыть рану.
Я пристально смотрю на него, желая, чтобы мой лучший друг открыл глаза.
— Я тут, черт возьми, схожу с ума, Томми. Мне нужно, чтобы ты проснулся, друг. — Я наклоняюсь вперед, упираясь локтями в колени. — Мне нужно, чтобы ты сказал мне, что знаешь, где она. Что ты высадил ее где-то… или она ушла с каким-то парнем — мне все равно. Если она в безопасности. Если с ней все в порядке.
На мои глаза будто что-то давит, затуманивая зрение. И мой голос срывается.
— Мне просто, господи, нужно, чтобы ты это сказал. Ты — единственная надежда, которая у меня осталась.
Сожаление — самое острое лезвие. Оно колет, отрезает кусочки моих внутренностей, когда я иду домой. Темно и идет дождь. Холодный, непрекращающийся ливень, который пропитывает насквозь одежду и от которого немеет кожа.
Но я не онемел.
Потому что моя стена рухнула. Рухнула огромными, неровными кусками. Я не борюсь с болью, когда она бросается на меня, окутывает меня. Сидя в машине на подъездной дорожке перед моим домом, я погружаюсь в нее, позволяя ей поглотить меня целиком, тысячи лезвий режут меня одновременно.
Когда я выхожу, дождь пропитывает меня насквозь. Я кладу руку на крышу машины, постанывая от горя. Агония.
Мне нравится твой галстук.
Она была здесь. Она была прекрасна, драгоценная и такая живая.
Однажды… Я тоже спасу тебя.
У меня были все эти годы, все те моменты, когда я знал — я знал, что я чувствую к ней, но я был слишком осторожен, чтобы что-то предпринять.
Ты мне нравишься, Логан.
Мужчинам не положено колебаться. Не таким, как я. И не насчет таких женщин, как она. Но она была не просто какой-то девчонкой. Она никогда не была такой. С самого начала.
Ты когда-нибудь думаешь обо мне?
Ее слова проносятся в моей голове, повторяясь шепотом, как насмешливая песня, когда я поднимаюсь по тропинке к крыльцу моего дома.
Это всегда был ты. Всегда.
Так много ошибок и упущенных шансов.
Ты тоже это чувствуешь?
И мне очень жаль. Боже, мне так жаль.
Я опускаюсь на колени, потому что мои ноги больше не держат меня. Моя спина сгибается, и я поднимаю лицо к небу, позволяя дождю смешаться с сожалением и печалью, льющимися из моих глаз.
Потому что я должен был сказать ей. Я должен был сказать ей эти слова. И я бы отдал все… Я бы умер за шанс вернуться и сказать ей их сейчас. Сказать ей правду.
Я тоже это чувствую, Элли. Я всегда это чувствовал.
17. Элли
Белый свет.
Это первое, что я вижу, когда открываю глаза. Я щурюсь, моргаю, привыкая к его яркости. Звук бегущей воды наполняет мои уши. Нет… дождя. Капли дождя по крышам. А где усы у котят?