Федька объявился ровно через две недели после моего возвращения в сознание, в тот редчайший (точнее, первый) момент, когда я была одна — Алила готовила обед, а Ладимир вышел. Брат уселся на край кровати, презрительно на меня посмотрел и заявил:
— Может, хватит валяться?
Я обалдела от такой наглости, а он продолжил:
— А то пока кто-то тут отлёживается, упиваясь горем, другие пашут, как проклятые, чтобы этот кто-то смог удовлетворённо пнуть труп одной жирной скотины по имени Челси.
— И много эти другие напахали? — поинтересовалась я.
— Да. Мы собираемся ударить сразу в нескольких ключевых точках, чтобы обрубить гидре все головы одним ударом…
Я не сдержалась и фыркнула:
— Кто тебя таким словам научил?
— Хватит ржать! — обозлился Федька. — Что-то непохоже, что ты горишь мщением, а, между прочим, это ты была девушкой Андрея, а не я!
Я перестала улыбаться, подавила законное желание придушить собственного брата, отвернулась и вылезла из кровати.
— Ну вот, уже лучше, — довольно выдал брательник. — Это мне Адим подсказал, что надо тебя как-то расшевелить.
— Ну спасибо! Значит, он посоветовал сказать мне гадость! Я была о нём лучшего мнения, — я вышла из ступора, одёрнула ночнушку, зашла за ширму и открыла сундук с платьями.
— Он сказал, что тебе нужна встряска. Но поскольку никто из них не сможет сказать тебе что-то такое… — невозмутимо пояснил Фёдор.
— Он хорошо выбрал! — возмутилась я. — Только родной брат может так плюнуть в сторону сестры!
— Славка! Извини.
От удивления я выглянула из-за ширмы. Федя хмуро уставился на меня:
— Чего?
— Я не ослышалась?..
— Нет! Только не надо, как в тупых американских фильмах: я не расслышал, повтори громче!
— Да ладно. Я вообще поражена самим фактом того, что ваше высочество изволило принести мне извинения… — я обвела взглядом кучу цветастых тряпок и сказала: — Ты не мог бы попросить Алилу принести мне чёрное платье?
Федька тяжко вздохнул и покинул комнату. Я уселась на вынутую из сундука одежду и подумала, что он прав: отлёживаться в объятьях Ладимира, объедаясь совместными творениями Алилы и Алентины, безусловно, дико приятно и полезно в отношении душевного и телесного здоровья. Но абсолютно некрасиво по отношению к памяти Адрея и ко всем тем людям, которые вынуждены думать не о насущных пролемах, а о жалкой эгоистке, которая трусливо спряталась от действительности.
Скрипнула дверь, и Ладимир встревожено позвал:
— Слава!
— Я здесь, — отозвалась я.
Только он зашёл за ширму, как снова скрипнула дверь, и раздался дикий вопль:
— Слава? Лад! Слава пропала!
— Мы здесь, — успокоил её Ладимир.
Алила подлетела к нам, уронила на пол ворох платьев.
— Ой, какая ты прелесть без одеяла! — она всплеснула руками и с размаху плюхнулась рядом. — Здорово, что ты выбралась из постели! Но почему чёрное? Ты сейчас бледная, тебе нужен какой-нибудь другой оттенок…
— Чёрный — цвет траура, — спокойно пояснила я.
— Бледно-лиловый, — машинально поправила Алила, потом посмотрела на меня: — Ой! Хотя чёрный тебе всё-таки больше пойдёт…
— Я не хочу, чтобы мне что-то шло, — отрезала я и встала на колени перед сундуком. — Здесь было бледно-лиловое, — я выудила закрытое платье без отделки (забавно, я всё время искала что-то в этом роде, и вот оно само нашло меня). Встряхнула, разворачивая, Лад встал и отступил за ширму.
— Я тебе помогу, — Алила расстегнула платье, помогла надеть и тяжело вздохнула. — Село, как на тебя сшито.
— Ну и хорошо, — я одёрнула платье, хотя в этом и не было необходимости, и спросила: — У тебя не найдётся ещё белья и обуви? Все мои вещи остались в том мире.
— Есть! Всё есть! — обрадовалась моему интересу Алила. — Я ещё полмесяца назад попросила сделать! Пойдём!
Алила схватила меня за руку и увлекла прочь из комнаты. Ладимир последовал за нами, а я подумала, что с пассивным существованием покончено, и начинается новая жизнь, в которой мне придётся принимать решения и действовать.
Решать самой? Ха-ха! Только не когда рядом Алила и только не в отношении моего внешнего вида. Тем не менее, я проявила стойкость и добилась нормального белья, чулок и туфель, пресекла попытки накрасить себя и соорудить из волос нечто восхитительное и просто закрепила их заколкой.