Ну да, я понимаю, эта автоматическая штука может спасти тысячи жизней.
Но как же моя жизнь?
Ох, что-то мне ничего не помогает.
А еще меня очень напрягает психологически вид всех этих утиных голов.
Ну, может, не так сильно, как то, что мой парень на целый год уезжает в Японию.
Но почти так же.
Я сейчас выйду. И постараюсь проявить понимание. Я буду счастлива за Майкла. Я ни слова не скажу о том, что если бы он меня любил, он бы не уехал. Нельзя быть эгоисткой. Майкл был в моем распоряжении почти два года, не могу же я жадничать и скрывать его от всего остального человечества, которому Майкл нужен и которое нуждается в его таланте.
Вот только…
Что же мне делать, когда я больше не смогу нюхать его шею???
Пожалуй, я могу умереть.
7 сентября, вторник, 22.00, мансарда
Не надо было мне это делать.
Я знаю, что не надо было мне это делать.
Не знаю, почему я не могу держать язык за зубами. Не понимаю, почему я не могла заставить свой рот произнести то, что я хотела, например: «Майкл, я тобой очень горжусь» и «Это и правда редкостная возможность».
Я все это сказала, правда, сказала.
Потом мы вышли прогуляться по велосипедной дорожке вдоль Гудзона (Ларс за нами еле поспевал – мы шли очень быстро… ну, еще, может, потому, что он по дороге обменивался с кем-то текстовыми сообщениями через свой карманный компьютер, но это неважно), потому что был прекрасный вечер и мне не хотелось уходить домой, – я хотела использовать по максимуму, до последней минутки, те несколько дней, которые мне осталось провести с Майклом. Майкл говорил о том, как он рад, что поедет в Японию, что там он будет есть на завтрак лапшу, и что шумай, который продается на улицах, даже лучше, чем шумай в Саппоро-Ист, Тут у меня сами собой, против моей воли вырвались слова:
– Майкл, а как же мы?
Для девушки в моем положении это, наверное, самое глупое, что можно было сделать, такое могла бы ляпнуть, к примеру, Лана Уайнбергер. Честное слово. Этак скоро я начну сама себя дергать за бюстгальтер и говорить: «Миа, зачем тебе бюстгальтер, у тебя и грудей-то нет, он тебе не нужен».
Но Майкл даже не запнулся, он как говорил, так и продолжал говорить:
– Уверен, у нас все будет хорошо. Конечно, мне будет тебя не хватать, но, признаюсь, в последнее время мне стало так тяжело находиться рядом с тобой, что уж лучше я буду по тебе скучать.
Я так и застыла посреди дорожки.
– ЧТОООООООООО???
Я знала, я так и знала! Я спрашивала, не уезжает ли он отчасти из-за меня. И оказалось, я была права.
– Дело в том, – сказал Майкл, – что я не уверен, долго ли я смогу это терпеть.
На что я спросила:
– Терпеть ЧТО?
Потому что я понятия не имела, о чем он говорит.
– Все время быть рядом с тобой, – сказал Майкл, – без… в общем, ты знаешь.
Я все еще не понимала, о чем речь. И в конце концов Майклу пришлось сказать открытым текстом:
– Без секса.
!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Да-да, именно так. Выходит, мой парень не возражает против переезда в Японию, потому что это легче, чем быть рядом со мной и не заниматься сексом.
Наверное, я должна считать, что я везучая, потому что, судя по всему, мой парень – сексуальный маньяк, и мне, видимо, очень повезло, что я от него избавляюсь.
Но, конечно, в тот момент мне ничего такого в голову не пришло. В тот момент я была так потрясена его словами, что мне срочно понадобилось присесть.
А ближайшим сиденьем оказались качели на детской площадке парка Гудзон-Ривер. И вот я села и уставилась на собственные коленки. Тем временем Майкл говорил:
– Миа, в прошлом году я тебе сказал, что готов подождать. – Он сел на качели рядом со мной. – И я действительно готов ждать. Хотя если честно, я не очень понимаю, как ты себе представляешь, что мы займемся этим после выпускного. Я ведь уже закончил школу, так что мой выпускной позади, и я не собираюсь идти на твой, по-моему, это выглядит глупо когда девочки приводят на выпускной парней из колледжа. Но неважно. Суть в том, что до твоего выпускного все равно еще два года, а это очень большой срок, чтобы мы сохраняли в общем, продолжали такие отношения, какие у нас с тобой сейчас. Мне уже надоело то и дело принимать холодный душ.
После этих слов я вообще не могла на него взглянуть. Я почувствовала, что краснею, но вряд ли Майкл это заметил, потому что, на мое счастье, уже темнело. В парке загорались фонари. На качелях мы с Майклом были одни так что подслушать нас никто не мог. Ларс делал вид, что его страшно заинтересовал вид на реку которая протекала далеко внизу, хотя на самом деле он наблюдал за симпатичными девушками на роликах, поэтому можно было не опасаться, что он нас подслушивает.
Но все равно, мне было ужасно неловко.
Я догадывалась, что Майкл имеет в виду. Я всегда удивлялась, что он делает после ну знаете, после того, как мы особенно страстно обнимаемся и целуемся… то есть, как он потом решает проблему с тем, что происходит у него в брюках.
Ну, теперь я, кажется, знаю. – Дело в том…
Дети, игравшие в песочнице, стали бегать друг за дружкой и бросаться песком, их мамаши спокойно болтали на скамейке.
– Понимаешь, Миа, – продолжал Майкл, – это нелегко. Тебе, кажется, это не трудно…
Я его перебила:
– Мне нелегко.
Мне и правда было нелегко. Бывали моменты, и не раз, когда я думала, как было бы здорово… ну, знаете, сорвать с Майкла одежду и сделать с ним то, что я хочу. Порой мне даже казалась привлекательной идея, что Майкл сорвет одежду с меня, хотя раньше при мысли, что Майкл увидит меня обнаженной, у меня пересыхало во рту.
Вот только где могли бы происходить все эти замечательные вещи? В моей комнате, когда в соседней комнате – мама? В комнате Майкла, когда в соседней комнате – ЕГО мама? Б комнате его общежития, когда в коридоре дежурит мой телохранитель, а в комнату может в любой момент ворваться сосед Майкла?
И как насчет предохранения от беременности? И как насчет того, что как только вы ЭТО сделаете, в следующий раз, когда вы встретитесь, вам НИЧЕГО другого делать и не захочется? Я хочу сказать, с киномарафонами можно попрощаться. Прощайте, «Звездные войны», здравствуй, съедобная краска для тела.
Я читала «Космополитен», и знаю, как это бывает.
– Хорошо, – сказал Майкл. – В любом случае, учитывая все это, будет не так уж плохо, если я проведу год за границей.
Мне не верится, что у нас дошло до этого. Честное слово. Я вдруг… в общем, я не удержалась и заплакала.
Я не могла остановиться. Это было ужасно. Конечно, хорошо, что Майкл едет в Японию, то есть, если эта штука, которую он сконструировал, и правда может спасти столько народу, как он думает. И если колледж Колумбийского университета отпускает его в Японию, чтобы он работал на какую-то компанию, и на это время выплачивает стипендию, и он числится студентом, то с моей стороны как-то не по-принцессовски реветь по этому поводу, правда?
Но с другой стороны, я никогда не говорила, что я очень хорошая принцесса. – Миа!
Майкл встал с качелей, опустился на колени передо мной и взял мои руки в свои. Он улыбался. Наверное, я бы тоже смеялась, если бы какая-то девчонка плакала бы так же громко, как я. Честное слово. Я ревела, как маленькая девочка из песочницы, которая упала и ободрала коленки. Мамаши на скамейке с тревогой посмотрели в мою сторону – они подумали, что плачет кто-то из их детей. А когда поняли, что это реву я, стали перешептываться – наверное, узнали меня по фотографиям в выпуске «Инсайд Эдишн». (Вчера вечером личная жизнь Миа, принцессы Дженовии, дала трещину, потому что ее давний бойфренд, Майкл Московитц, студент колледжа Колумбийского университета, объявил, что переезжает в Японию, и принцесса ответила на это сообщение плачем на качелях в парке.)