И это при том, что у нас на голове даже волосы не пошевелились — усиленный до предела некромантский барьер стал сплошной темно-серой полупрозрачной стеной, через которую резко стало плохо видно, и иногда взрывался сполохами черных огоньков. Предельная насыщенность энергией. Обычный сильный некромант не удержит такой уровень и нескольких минут — а лич способен держать подобный барьер пару часов.
— Тише, Леночка, тише, тише, мои хорошие! — сказал за спиной голос Рагны. — Все уже хорошо!
— Мама Рагна-а-а! — тут же заревела Ленка. — Мне стра-а-шно!
Я на них не смотрел, хотя очень хотелось: напрягая глаза, вглядывался в мешанину из тумана за темно-серым барьером. Иначе не миновать мне многочасовой лекции от Ханны и самой Миры о главном и второстепенном в бою!
Судя по шороху, и смене тона плача, Рагна взяла Андрея-младшего из корзинки и прижала к себе.
— А мне было совсем не страшно! — с вызовом сказал Саша. — А мама эту тетю взорвала?
— Сейчас посмотрим.
Я отшатнулся — о барьер, как о настоящее стекло, ударилась щекой и ладонями светловолосая эльфийка. Миг — и из тумана позади нее выплыло разгневанное лицо Миры с царапиной на щеке. Моя жена держала свою бабушку в болевом захвате, прижимая к барьеру.
— Мне убить тебя? — хмуро спросила она у Лидиэль. — Или ты поклянешься памятью своего сына, что уйдешь сейчас, не причинив нам вреда?
— Я… не… убивать тебя пришла, — с трудом выдавила Лидиэль. — Только проведать. Клянусь памятью Тиарнона!
— Что⁈ — ахнула Мира.
— То! — простонала Лидиэль. — Отпусти бабушку! Никто меня не посылал! Никто мне не приказывал убивать тебя! Аннирикеи считают, что ты мертва, и я не спешила… развеивать их заблуждения.
Мира отступила на шаг назад, Лидиэль со стоном сползла вниз по барьеру и закашлялась, оставляя на губах сгустки крови.
— Молодец, внучка… — пробормотала она, валяясь на земле. — Горжусь…
— Бабушка! — ахнула Мира, падая рядом с ней на колени. — Родная, что же ты! Постой, погоди, сейчас я тебя подлечу…
Темно-серый барьер пропал, как не было, возвращая краски мира.
Рагна чуть подвинула меня плечом, уже без ребенка на руках подходя к только что воевавшим женщинам, плавно опустилась на колени рядом с Мирой.
— Давай помогу.
…Сколько себя помнила, Мириэль носила фамилию Аннирикей — но росла в клане Эровиров. У нее очень мало сохранилось воспоминаний о родном отце: он погиб в одной из межклановых стычек, когда ей едва исполнилось десять — для эльфов этот возраст эквивалентен примерно трем человеческим годам. Но все же несколько их разговоров и проведенных вместе вечеров в памяти остались, как и глубокое счастье, окутывающее все эти моменты. Один из запомнившихся ей разговоров как раз касался ее фамилии.
— Папа, а почему так? Почему меня зовут по-другому, не так, как вас?
— Потому что ты — наше сокровище, доверенное на сохранение. Аннирикеи — наши князья, наши покровители и защитники. Предназначение Эровиров — служить им. Большая удача, что твоя уважаемая матушка согласилась, чтобы мы тебя воспитывали и обучали, пока ты маленькая!
— А почему моя уважаемая матушка тоже с нами не живет? И никогда не навещает?
— Потому что в Старших родах совсем другие правила. У них это не принято. У нее очень много обязанностей в своем роду, она не может позволить себе возиться с детьми и внуками, как бабушка Лида.
— Но ведь у бабушки Лиды тоже много всяких дел!
— Это совсем другие дела, мой белый цветочек. Сейчас тебе будет трудно понять, но я постараюсь объяснить получше, когда подрастешь.
— А бабушка говорит, что если не можешь объяснить ребенку, значит, сам не понимаешь!
Тиарнон Эровир засмеялся.
— Наверное, я не понимаю! Я, знаешь ли, глуповат, так все говорят. И твоя бабушка в том числе.
Когда я спросил у Миры, каким она запомнила своего отца и как он выглядел, она задумчиво сказала: «Знаешь, немного напоминал тебя. Смех у вас был похожий, такой же добродушный. Хотя внешне — ничего общего. В принципе, Саша — почти его копия, можешь просто представить, каким он будет лет в двадцать!»
А объяснить, что же за дела удерживают представительницу Старшего рода Инириэль Аннирикей от общения с дочерью, Тиарнон не мог по одной простой причине: ему пришлось бы сказать, что Инири — бессердечная сука, которая плевать хотела на младшую дочь и хочет только воспользоваться ею для упрочнения своей власти в клане. А Тиарнон физически не мог произнести такого про свою кратковременную возлюбленную, которую до самого конца преданно обожал, придумывая ей разные оправдания. «Наверное, он и правда был глуповат, — со вздохом произнесла Мириэль. — Он и погиб-то, выполняя какое-то ее идиотское задание… Но он был лучшим папой в мире и очень, очень сильно меня любил!»