Выбрать главу

– …простите…

Занято.

– …уже много лет…

Снова занято.

1:35.

Сэнди плавает. Она начинает немного злиться. Она наверняка подумала, что я издеваюсь над ней.

– …простите, в декабре был экземпляр…

– …ничего, простите…

– Это записанное сообщение. Номер, по которому вы звоните, сейчас не обслуживается. Пожалуйста, положите трубку и…

– …нет…

Сэнди уже по-настоящему возмущена. Свирепо смотрит на меня, прислушиваясь к обрывкам разговора.

– …кто в наше время читает Моргенштерна…

Сэнди уходит, уходит, красавица, ушла.

Пока, Сэнди. Прости, Сэнди.

– …простите, мы закрываемся…

Уже 1:55. 4:55 в Нью-Йорке.

Паника в Лос-Лос-Анджелесе

Занято.

Нет ответа.

Нет ответа.

– На флоринском наверное есть. Где-то далеко.

Я сел в своем шезлонге. У говорящего был сильный акцент.

– Мне нужен английский перевод.

– В наши дни Моргенштерна не так-то часто спрашивают. Я уж и не знаю, что у меня там валяется. Приходите завтра, поищете.

– Я в Калифорнии, – сказал я.

– Тронутый, – сказал он.

– Вы окажете мне большую услугу, если поищете.

– Вы не бросите трубку, пока я буду искать? Я не собираюсь платить за этот звонок.

– Не спешите, – сказал я.

Его не было семнадцать минут. Я ждал на линии, слушая. Время от времени до меня доносились шаги, или грохот падающих книг, или оханье.

Наконец:

– Да, у меня есть на флоринском, как я и думал.

Почти.

– Но нет на английском, – сказал я.

Внезапно он закричал на меня:

– Вы с ума сошли?! Я сломал себе спину, а он говорит, у меня её нет, да, у меня она есть, прямо здесь есть, и, уж поверьте, это влетит вам в копеечку.

– Отлично – правда, я не шучу, теперь послушайте, вот что вам надо сделать, возьмите такси и велите отвезти книги прямо в Парк и…

– Мистер Тронутый из Калифорнии, это выменя послушайте – надвигается метель, и я никуда не пойду, как и эти книги без оплаты – шесть пятьдесят, немедленно, каждая, вы хотите на английском, тогда вам придется купить на флоринском, и я закрываюсь в 6:00. Это книги не покинут пределы моего магазина, пока тринадцать долларов не перейдут в мои руки.

– Не двигайтесь, – сказал я, вешая трубку. Кому можно позвонить в нерабочее время, когда Рождество не за горами? Только своему адвокату.

– Чарли, – сказал я, когда он подошёл к телефону. – Пожалуйста, окажите мне услугу. Съездите на Четвертую Авеню в магазин Абромовица, отдайте ему тринадцать долларов за две книги, возьмите такси до моего дома и скажите консьержу, чтобы он отнес их в мою квартиру, и да, я знаю, что идет снег, так что?

– Это настолько странная просьба, что я вынужден согласиться выполнить её.

И я снова позвонил Абромовицу:

– Мой адвокат уже на пути к вам.

– Никаких чеков, – сказал Абромовиц.

– Вы невероятно любезны.

Я повесил трубку и занялся подсчётами. Где-то 120 минут междугородних разговоров стоимостью доллар и тридцать пять центов за первые три минуты плюс тринадцать за книги плюс примерно десять за такси для Чарли плюс шестьдесят за его услуги – это будет… Двести пятьдесят, вероятно. Всё ради того, чтобы у моего Джейсона был Моргенштерн. Я откинулся на спинку шезлонга и закрыл глаза. Двести пятьдесят долларов, и это не считая целых двух часов мучений и страданий, и не стоит забывать Сэнди Стерлинг.

Просто грабёж.

Они позвонили полвосьмого. Я был в своём номере.

– Ему нравится велосипед, – сказала Хелен. – Он совсем перестал меня слушаться.

– Шикарно, – сказал я.

– И твои книги привезли.

– Какие книги? – спросил я со светской небрежностью.

– «Принцесса-невеста». На нескольких языках, один из них, к счастью, английский.

– Это хорошо, – сказал я, все ещё непринуждённо. – Я почти забыл, что попросил прислать их.

– Как они попали сюда?

– Я позвонил секретарше своего редактора, и она добыла мне пару экземпляров. Может, они нашлись у Харкорта, кто знает? (Они былиу Харкорта; можете поверить? Может быть, позже я доберусь до причин.) Дай мне поговорить с ребёнком.

– Привет, – сказал он через мгновение.

– Послушай, Джейсон, – сказал я. – Мы думали о том, чтобы подарить тебе на день рождения велосипед, но решили не делать этого.

– Ошибаешься, я уже получил его.

Джейсон унаследовал от матери совершенное отсутствие чувства юмора. Не знаю, может, он смешной, а я нет. Но могу точно сказать, что мы не слишком-то часто смеёмся вместе. Мой сын Джейсон выглядит просто невообразимо, если бы он был жёлтым, то сошёл бы за школьную команду сумо. Толстяк. Постоянно ест. Я слежу за своим весом, а Хелен вообще видно только в анфас, и к тому же она ведущий детский психиатр на Манхэттене, но наш ребёнок способен катиться быстрее, чем мы ходим. «Он выражает себя через еду, – всегда говорит Хелен. - Свои тревоги. Когда он будет готов с ними справиться, он похудеет».

– Эй, Джейсон? Мама сказала мне, что книгу доставили сегодня. Про принцессу. Мне бы очень хотелось, чтобы ты прочитал её, пока я в отъезде. Я очень любил эту книгу в детстве, и мне интересна твоя реакция.

– Я тоже должен её полюбить? – Он был настоящим сыном своей матери.

– Джейсон, нет. Только правда, то, что ты на самом деле думаешь. Я скучаю по тебе, парень. Я ещё поговорю с тобой, когда у тебя будет день рождения.

– Папа, ты что-то путаешь. Мой день рождения сегодня.

Мы ещё немного подразнили друг друга, даже когда говорить стало уже нечего. Потом я так же пошутил с женой и положил трубку, пообещав вернуться к концу недели.

Но пришлось остаться на две.

Встречи затягивались, продюсерам необходимо было поставить жирный крест на всех стоящих идеях, режиссерам необходимо было ублажить свое эго. Как бы то ни было, я провёл в солнечной Калифорнии больше времени, чем ожидал. Несмотря на это, в конце концов мне было позволено вернуться в лоно семьи, к её безопасности и заботе, так что я поторопился в Лос-Лос-Анджелесскийаэропорт, пока никто не успел изменить своего мнения. Я прибыл туда рано, как всегда делаю, возвращаясь домой, потому что мне надо ещё набить карманы безделушками для Джейсона. Каждый раз, когда я возвращаюсь домой из поездки, он подбегает (подковыливает) ко мне, вопя «Покажи, покажи карманы», и залезает мне во все карманы, собирая свою дань, а когда все трофеи собраны, обнимает меня. Просто ужасно, на что мы готовы пойти, чтобы почувствовать себя нужными.