– Тебе известен этот язык? (русск.) — медленно и как можно четче спросил я его. — Если тебе понятно то, что я говорю, скажи мне об этом. (русск.)
Дроид замер и выдал фразу, ни слова из которой я не понял.
Безрезультатно: русского языка он не знал. Остался один туз в рукаве, но пиковый. Впрочем, не распнут же меня за знания ситского, вдруг я археолог или историк? Отмечу, что первые археологи вышли из грабителей могил, развивших это дело до промышленных масштабов.
– Может, мы сможем говорить на этом языке? — перешел я на единственный язык Галактики, который был мне известен, стараясь не сломать язык на дифтонгах. — Ты знаешь язык ситов? Тебе ясно, что я тебе говорю?
– Да, мне известен этот язык, моя программа обеспечивает прекрасное понимание этого языка, – произношение дроида было идеальным. Он продолжил с радостной интонацией. — Моя модель N2–PD, серийный номер 2387–45. Я рад, что смогу оказаться полезен для ведения переговоров.
Было обидно, что дроид говорил намного чище и грамотнее, нежели я. Крайне продвинутый говорящий словарь, видимо именно в него эволюционирует «Google translate». Протокольный дроид затем заговорил с делегацией, сдав меня с потрохами.
Полученная информация вызвала бурную реакцию, словно весть о приближающейся войне или налоговой инспекции. Затем через него мне стали задавать вопросы поочередно все представители делегации.
– Это твой родной язык? — задал первый вопрос предводитель полевой тройки. Взгляд его серых глаз прозрачно намекал: начнешь юлить – и живо вернешься обратно в пески.
– Нет, мой родной язык дроиду неизвестен.
– Тот, на котором ты заговорил первый раз?
– Да, это русский язык.
Он громко фыркнул, явно скептично оценив сказанное мной. Прежде, чем переводить сказанное им, дроид экспрессивно что–то высказал.
– Этому дроиду известны два миллиона языков и диалектов, о чем он не умолкает хвалиться, и ты продолжаешь утверждать, что твой язык неизвестен лингвистам АЛЦ[1]? Эти сумасшедшие присылают обновление программы этого старого хлама, — дроид сбился на этой фразе. — этого старого хлама еженедельно. Он знает языки дикарей из забытых всеми богами регионов, едва освоивших огонь, занимающихся каннибализмом и кровосмешением. И ты продолжаешь травить эту сказочку?
– От себя добавлю, — закончив перевод, продолжил монотонно нудить робот, — что этот грубиян не обновлял мою программу четыре стандартных года и два месяца, возможно специалисты Альдераана уже открыли для себя ваш язык и внесли его в базы данных. Также не могу не уточнить, что мне известно не два миллио… — тут начальство прервало его короткой фразой, видимо означавшей что–то вроде: «заткнись уже».
Я уже собирался застонать, как вдруг вздохнул с облегчением. На их месте я не только бы не обновлял его регулярно, но и не включал бы даже без лишней надобности. Красить точно бы не стал.
Тут заговорил старик.
– Меня зовут Нестор Фелл, и я главный медик на этой базе. Мальчик, прежде чем наш уважаемый законник продолжит твой допрос, я обязан уточнить состояние твоего здоровья. Сначала меня интересует твоя голова. Болит, кружится? Твое зрение не пострадало? Тебя не тошнит? — участливо спросил он. Дроид переводил.
Мальчик! Хотя он вправе звать так всех присутствующих в палате. Я вздохнул.
– Олег, — представился я, затем, прикрыв глаза, продолжил — Болит немного, но не кружится. А со зрением все отлично и не тошнит вовсе, спасибо за помощь, кстати.
– Не за что, это моя работа, — ответил он. — Тебя привезли в ужасном состоянии. Солнечные ожоги, тепловой удар, обезвоживание, потеря крови. Хорусет в самом зените едва не поджарил тебя, парень. Я решил, что еще и сотрясение мозга, а я редко ошибаюсь насчёт такого. Я был уверен, что еще пару дней ты даже не сможешь членораздельно говорить. Но ты уже практически здоров, — радостно рассказал он о моем феномене, затем участливо и с подколкой он спросил меня, — Ты человек… отчасти. Но к какому виду конкретно ты относишься?
– Не знаю уже, — от неожиданности вырвалось у меня. Дроид послушно перевел мою сентенцию.
Со мной заговорил законник, как его назвал Нестор, но не договорил – его перебил твилек. Дроид перевел оборванное.
– Кто бы ты ни был, и откуда бы ты не явился, — он выдержал паузу, слова его падали тяжело, значимо. — В этом лагере я – закон. Здесь уважают правила приличия. Здесь не размахивают пушками и не стреляют друг-в-друга, нажравшись лума. Или той мочи сарлакка, которую гонят прямо на месте. Тут останавливаются честные контрабандисты и путешественники, докуется и всякое отребье с помоек, вроде Татуина или Джакку. Задерживается даже разная мразь с внешнего кольца и, разумеется, Нар–Шаддаа. Но мои законы уважают все. Ты не исключение.