– Пусть согласно нашим представлениям о реальности обман разума – лишь иллюзия, но дальше-то что? – спросил меня Бранко, заслужив укоряющий взгляд учителя.
– Как бы то ни было, моё сознание не может одновременно воспринимать ситуацию, когда я есть и когда меня нет. Реальность последовательна. Нельзя выйти одновременно через две двери. Или нельзя войти, но потом не выйти. Или выйти, никогда не входив, – усмехнулся я, вспомнив свой собственный опыт разрушения «реальности». – Так диктует нам наш здравый смысл. Но истина контринтуитивна.
Мы регулярно наблюдаем зависимость причины от последствий и торжество последствий вне причин. Да, я не смогу этого доказать, но и опровергнуть это у вас не получится. Следует потому научиться наблюдать, не наблюдая. Понять, что в проблеме наблюдения нет никакой «проблемы». И всегда помнить, что причины возможно нет. Возможно, вообще все без исключения события не имеют причины.
– И что даст это добровольное сумасшествие? – неприязненно поинтересовалась Тари Онори.
– То, что ко всему как вмещающемуся, так и не помещающемуся в нашем воображении можно и нужно прибавлять приставку «возможно» и ничто в свою очередь нельзя опровергнуть до конца. Ничто не истина – всё возможно. Это неудобное представление, как правило, отбрасывается ради психологического комфорта, но предположения замещаются твердой уверенностью, становясь верой.
– Чисто логически в отношении совершенной истины, ты прав. Но к чему эта оторванная от реалий жизни философия?
– Если есть вероятность того, что меня здесь нет, то и камера, вероятно, может меня не записывать. Причём линейность реальности и причинность требуют того, чтобы наблюдаемое своими глазами и то, что записывает камера, непременно совпадали.
Так, если у вас информация о том, что фотон – это волна, то он и должен вести себя соответствующим образом. Если его поймали как частицу, то с его стороны будет непоследовательно вести себя не как частица. Невежливо даже будет вновь менять своё состояние, он бережет ваше душевное здоровье. Оттого он полетит по прямой и «забудет» о том, что может интерферировать сам с собой.
Но я могу исходить из того, что события беспричинны, а эта последовательность есть лишь свойство моего сознания, а не мира в целом. А слово «возможно» я повторяю постоянно вслух только ради вас – для меня оно неотделимое свойство любого предмета или события.
– И что это даёт? – спросил Бранко, глубоко задумавшись.
– И что? – вторила ему Тари. – Какой смысл обсуждать то, что нельзя экспериментально подтвердить или опровергнуть?
Я тяжело поднялся с инвалидного репульсорного кресла и подошел к пишущей меня камере, помахал перед ней руками.
– И что?
– Проверьте запись, – посоветовал я. – Последние секунды, пять минут назад и самоё её начало.
Джедаи так и поступили, чему немало удивились.
– Тут нет фелинкса! – заявил Бранко, увидев, что у меня в течении целой минуты на коленях лежало мохнатое животное. Исключительно на записи. А затем он не увидел меня вообще – словно бы я и не подходил к камере в последние моменты записи.
– Я представил виртуального, вероятного наблюдателя, который, по моему мнению, мог видеть одно или не мог видеть другое. Такому наблюдателю, «охраннику», соответствовала бы и камера, пишущая его версию мира. Раз такое состояние возможно – я спроецировал его на голокамеру, «посредника», отталкиваясь от вероятного наблюдателя. Я не способен представить состояние каждого электрона, каждого датчика в голокамере, но я способен представить состояние «охранника», вооруженного такой камерой. Это-то куда ближе и понятнее моим обезьяньим мозгам, – обрисовал я ситуацию.
А вообще – это магия. Воздействие на часть с желанием изменить целое, – подумалось мне.
– А может и был… Как теперь ты это проверишь? – злорадно сказал я, взглянув на часы.
– Я могу продолжить твою мысль, Олег, – подобралась Тари. – Но так возможно сделать что угодно.
– Что угодно? Увы, но не так. Даже эти мелкие трюки потребовали значительного напряжения усилий и сработали лишь тогда, когда вы упорно обдумывали сказанное мной, не обращая внимания на меня самого. Уже прямо сейчас у меня ничего не выходит – вы смотрите на меня, держа в уме камеру и запирая её в рамках своих ограниченных представлениях о действительности… возможно верных.
Действительность была разорвана, причины оторваны от последствий, последствия произошли без причин, а куски противоречивой реальности затем были сшиты заново. И ничто в моём существе ничего не сказало против этого. Такое возможно. Но я ничего не могу поделать и с тем, что в моей реальности есть еще и уйма людей, которые считают такое неосуществимым. Верят в это, и я не могу исключить это из рассмотрения и выдвинуть их за пределы своей воли. Особенно если это джедаи.